Как правильно пишется нюрнбергский процесс

International Military Tribunal
Judges’ panel
Indictment	Conspiracy, crimes against peace, war crimes, crimes against humanity
Started	20 November 1945
Decided	1 October 1946
Defendant	24 (see list)
Case history
Related action(s)	Subsequent Nuremberg trials Tokyo Trial
Court membership
Judge(s) sitting	Iona Nikitchenko (Soviet Union) Geoffrey Lawrence (UK) Francis Biddle (US) Donnedieu de Vabres (France) and alternates

The Nuremberg trials were held by the Allies against representatives of the defeated Nazi Germany, for plotting and carrying out invasions of other countries, and other crimes, in World War II.

Between 1939 and 1945, Nazi Germany invaded many countries across Europe, inflicting 27 million deaths in the Soviet Union alone. Proposals for how to punish the defeated Nazi leaders ranged from a show trial (the Soviet Union) to summary executions (the United Kingdom). In mid-1945, France, the Soviet Union, the United Kingdom, and the United States agreed to convene a joint tribunal in Nuremberg, with the Nuremberg Charter as its legal instrument. Between 20 November 1945 and 1 October 1946, the International Military Tribunal (IMT) tried 21 of the most important surviving leaders of Nazi Germany in the political, military, and economic spheres, as well as six German organizations. The purpose of the trial was not just to convict the defendants but also to assemble irrefutable evidence of Nazi crimes, offer a history lesson to the defeated Germans, and delegitimize the traditional German elite.

The IMT focused on the crime of aggression—plotting and waging aggressive war, which the verdict declared «the supreme international crime» because «it contains within itself the accumulated evil of the whole».^[1] Most of the defendants were also charged with war crimes and crimes against humanity. Twelve further trials were conducted by the United States against lower-level perpetrators, which focused more on the Holocaust. Although controversial at the time for their use of ex post facto law, the trials’ innovation of holding individuals responsible for violations of international law established international criminal law.

Origin[edit]

Between 1939 and 1945, Nazi Germany waged war across Europe, invading Czechoslovakia, Poland, the Low Countries, France, Denmark, Norway, Yugoslavia, Greece, and the Soviet Union, among others.^[2] German aggression was accompanied by immense brutality in occupied areas and the systematic murder of millions of Jews in the Holocaust.^[3] War losses in the Soviet Union alone included 27 million dead, mostly civilians, which was 1⁄7th of the prewar population.^[4]

In early 1942, representatives of eight governments-in-exile in the United Kingdom issued a declaration on Punishment for War Crimes, which demanded an international court to try the Axis crimes committed in occupied countries. The United States and United Kingdom refused to endorse this proposal, citing the failure of war crimes prosecutions after World War I.^[5] Soviet jurist Aron Trainin developed the concept of crimes against peace (waging aggressive war) which would later be central to the proceedings at Nuremberg.^[6][7] Trainin’s ideas were reprinted in the West and widely adopted.^[8][9] On 1 November 1943, the Soviet Union, United Kingdom, and United States issued the Moscow Declaration to «give full warning» to the Nazi leadership of the Allies’ intent to «pursue them to the uttermost ends of the earth…in order that justice may be done».^[10] The declaration also stated that those high-ranking Nazis who had committed crimes in several countries would be dealt with jointly.^[10][11]

Of all the Allies, the Soviet Union lobbied most intensely for trying the defeated German leaders for aggression in addition to war crimes.^[6] The Soviet Union wanted to hold a show trial similar to the 1930s Moscow trials, in order to demonstrate the Nazi leaders’ guilt and build a case for war reparations to rebuild the Soviet economy, which had been devastated by the war.^[12] The United States insisted on a fair trial as a means of reforming Germany.^[13] Planners in the United States Department of War were drawing up plans for an international tribunal in late 1944 and early 1945. The British government was still opposed, unable to see the benefit of such a trial and preferring summary execution of Nazi leaders.^[14][15] The exact form that retribution would take was left unresolved at the Yalta Conference in February 1945.^[16] On 2 May, at the San Francisco Conference, the United States’ new president Harry S. Truman announced the formation of an international military tribunal.^[17] On 8 May, Germany surrendered unconditionally.^[18]

Establishment[edit]

Legal basis[edit]

At the London Conference, held from 26 June to 2 August 1945, representatives of France, the Soviet Union, the United Kingdom, and the United States negotiated the exact form that the trial would take. Until the end of the negotiations, it was not clear that any trial would be held at all, due to acrimonious disputes over fundamental matters; the American delegation threatened to walk out.^[19]

The Nuremberg Charter upended the traditional view of international law by holding individuals, rather than states, responsible for breaches of international law.^[20][21] The offenses that would be prosecuted were crimes against peace, crimes against humanity, and war crimes.^[21] At the conference, it was debated whether wars of aggression were prohibited in existing international customary law; regardless, before the charter was adopted there was no law providing for criminal responsibility for aggression.^[22][23] War crimes already existed in international law as criminal violations of the laws and customs of war.^[24][25] Although a novel construct, «crimes against humanity» covered acts that were already prohibited by the laws of most countries.^[26]

The final version of the charter only gave the court the ability to punish those crimes against humanity that had been committed «in connection with any crimes within the jurisdiction of the Tribunal».^[27] Especially the United States wanted to avoid countenancing any rule that would give an international court jurisdiction over a government’s treatment of its own citizens.^[28] The charter limited the jurisdiction of the court to Germany’s actions because the Allies did not want to answer to an international court for their own actions;^[29] only Germans could be tried.^[30] Article 7 prevented the defendants from claiming immunity for their actions under the act of state doctrine,^[31] and the plea of acting under superior orders was left for the judges to decide.^[32] The trial was held under modified common law.^[33]

The negotiators decided that the tribunal’s permanent seat would be in Berlin, while the trial would be held at the Palace of Justice in Nuremberg.^[34][35] Located in the American occupation zone, Nuremberg was a symbolic location as the site of Nazi rallies. The Palace of Justice was relatively intact but needed to be renovated for the trial due to bomb damage; it had an attached prison where the defendants could be held.^[36][35] On 8 August, the Nuremberg Charter was signed in London.^[37] Nineteen states ratified the charter and were admitted as observers.^[38]

Judges and prosecutors[edit]

In early 1946, there were a thousand employees from the four countries’ delegations in Nuremberg, of which about two-thirds were from the United States.^[39] Besides legal professionals, there were many social-science researchers, psychologists, translators and interpreters, and graphic designers, the latter to make the many charts used during the trial.^[40] Each state appointed a prosecution team and two judges, one being an alternate.^[41][42]

The United States’ chief prosecutor was Supreme Court justice Robert H. Jackson.^[43] The United States prosecution believed that Nazism was the product of a German deviation from Western history (the Sonderweg thesis) and sought to correct this deviation with a trial that would serve both retributive and educational purposes.^[44] As the numerically strongest delegation, it would take on the bulk of the prosecutorial effort.^[45] At Jackson’s recommendation, the United States appointed judges Francis Biddle and John Parker.^[46] The British chief prosecutor was Hartley Shawcross, assisted by David Maxwell Fyfe, who had been the attorney general in Churchill’s government.^[47] Although the chief British judge, Sir Geoffrey Lawrence (Lord Justice of Appeal), was the nominal president of the tribunal, in practice Biddle exercised more authority.^[46]

The French prosecutor, François de Menthon, had just overseen trials of the leaders of Vichy France;^[37] he resigned in January 1946 and was replaced by Auguste Champetier de Ribes.^[48] The French judges were Henri Donnedieu de Vabres, a professor of criminal law, and alternate Robert Falco, who had represented France at the London Conference.^[49][48] The French government tried to appoint staff who were not tainted by collaboration with the Vichy regime; some appointments were of those who had been in the French resistance.^[50][51] Because the Soviet Union expected a show trial, its appointees were familiar with this form.^[52] Initially, it was planned that Iona Nikitchenko, who had presided over the Moscow trials, would serve as the chief prosecutor, but he was appointed as a judge and replaced by Roman Rudenko, a show trial prosecutor^[53] chosen for his skill as an orator.^[54] The Soviet judges and prosecutors were not permitted to make any major decisions without consulting a commission in Moscow led by Soviet politician Andrei Vyshinsky; the resulting delays hampered the Soviet effort to set the agenda.^[52][46] The Soviet personnel’s lack of knowledge of English, lack of interpreters, and unfamiliarity with diplomacy and international institutions also limited their influence.^[55]

Indictment[edit]

The work of drafting the indictment was divided up by the national delegations. The British worked on putting together the aggressive war charge; the French and Soviet delegations were assigned the task of covering crimes against humanity and war crimes committed on the Western Front and the Eastern Front, respectively. The United States delegation outlined the overall Nazi conspiracy and criminality of Nazi organizations.^[56][57] After this division of formulating the charges, the British and American delegations decided to work jointly in drafting the charges of conspiracy to wage aggressive war. On 17 September, the various delegations met to discuss the indictment.^[58]

The charge of conspiracy was spearheaded by the United States prosecution and was less popular with the other Allies.^[59] The conspiracy charge was used to charge the top Nazi leaders, as well as bureaucrats who had never killed anyone or perhaps even directly ordered killing. It was also a way to indirectly charge crimes committed before the beginning of World War II, which the charter placed outside the court’s jurisdiction.^[60] Conspiracy charges were especially central to the cases against propagandists and industrialists; the former were charged with providing the ideological justification for war and other crimes, while the latter were accused of economic mobilization without which no war would have been possible.^[61]

The problem of translating the indictment and evidence into the three official languages of the tribunal, as well as German, was severe due to the scale of the task and difficulty in recruiting interpreters, especially in the Soviet Union.^[62] Vyshinsky demanded extensive corrections to the crimes-against-peace charges, especially regarding the role of the German–Soviet pact in starting World War II.^[63] Jackson also rewrote the indictment with the intent of keeping the proceedings under American control by separating out an overall conspiracy charge from the other three charges.^[64] The division of labor, and the haste with which the indictment was prepared, resulted in duplication, imprecise language, and lack of attribution of specific charges to individual defendants.^[65]

Defendants[edit]

Some of the most prominent Nazis—Adolf Hitler, Heinrich Himmler, and Joseph Goebbels—had committed suicide and therefore could not be tried.^[66][67] The prosecutors wanted to try representative leaders of German politics, economy, and military; and the Americans had a list of 70 names at the London Conference.^[68] Most of the defendants had surrendered to the United States or United Kingdom.^[69][37]

The defendants, who were largely unrepentant,^[70] included former cabinet ministers: Franz von Papen (who had brought Hitler to power); Joachim von Ribbentrop (foreign minister), Wilhelm Frick (interior minister), and Alfred Rosenberg, minister for the occupied eastern territories.^[67] Also prosecuted were leaders of the German economy, such as Gustav Krupp (of the conglomerate Krupp AG), former Reichsbank president Hjalmar Schacht, and economic planners Albert Speer and Walther Funk, along with Speer’s subordinate and head of the forced labor program, Fritz Sauckel.^[71][72] The military leaders were Hermann Göring, Wilhelm Keitel, Alfred Jodl, Erich Raeder, and Karl Dönitz.^[73] Also on trial were propagandists Julius Streicher and Hans Fritzsche; Rudolf Hess, Hitler’s deputy who had flown to Britain in 1941; Hans Frank, governor-general of the General Governorate of Poland; Hitler Youth leader Baldur von Schirach; Arthur Seyss-Inquart, Reich Commissioner for the Netherlands; and Ernst Kaltenbrunner, the leader of Himmler’s Reich Main Security Office.^[74]

Although the list of defendants was finalized on 29 August,^[75] as late as October, Jackson demanded changes and expansion of the defendants list, but this was rejected.^[76] Of the 24 men indicted, Martin Bormann was tried in absentia, as the Allies were unaware of his death; Krupp was too ill to stand trial; and Robert Ley committed suicide.^[77] Göring, the most famous surviving Nazi, headlined the trial.^[67] Former Nazis were allowed to serve as counsel^[45] and by mid-November all defendants had lawyers. The defendants’ lawyers jointly appealed to the court, claiming it did not have jurisdiction against the accused; but this motion was rejected. The defense lawyers saw themselves as acting on behalf of their clients, but also the German nation;^[78] they prioritized the Wehrmacht’s reputation over the lives of the generals on trial.^[79] Initially, the Americans had planned to try fourteen organizations and their leaders, but this was narrowed to six: the Reich Cabinet, the Leadership Corps of the Nazi Party, the Gestapo, the SA, the SS and the SD, and the General Staff and High Command of the Wehrmacht.^[80][81] The aim was to have these organizations declared criminal, so that their members could be tried expeditiously for membership in a criminal organization.^[81] Senior American officials believed that convicting organizations was a good way of showing that not just the top German leaders were responsible for crimes, without condemning the entire German people.^[82]

Evidence[edit]

Over the summer, all of the national delegations struggled to gather evidence for the upcoming trial. Institutional rivalries hampered the search.^[83] The American and British prosecutors focused on documentary evidence and affidavits rather than testimony from survivors, as the latter was considered less reliable and more liable to accusations of bias, but at the expense of reducing public interest in the proceedings.^[84][85] The American prosecution drew on reports of the Office of Strategic Services and information provided by the YIVO Institute for Jewish Research and the American Jewish Committee.^[86] Overall, the prosecution called 37 witnesses compared to the defense’s 83, not including 19 defendants who testified on their own behalf.^[85] The prosecution examined 110,000 captured German documents^[40] and entered 4,600 into evidence,^[87] along with 30 kilometres (19 mi) of film and 25,000 photographs.^[88]

The charter allowed the admissibility of any evidence deemed to have probative value, including depositions.^[89] Because of the loose evidentiary rules, photographs, charts, maps, and films played an important role in making incredible crimes believable.^[85] After the American prosecution flooded the trial with untranslated evidence, the judges insisted that all of the evidence be read into the record, which slowed the trial.^[90][91] The bringing of conspiracy charges also slowed the trial, as the same evidence ended up being read out multiple times, when it was relevant to both substantive and conspiracy charges.^[92]

Course of the trial[edit]

The International Military Tribunal began trial on 20 November 1945,^[93] after postponement requests from the Soviet prosecution, who wanted more time to prepare its case, were rejected.^[94] All defendants pleaded not guilty.^[95][96] As Jackson made clear, the purpose of the trial was not just to convict the defendants but also to assemble irrefutable evidence of Nazi crimes, establish individual responsibility and the crime of aggression in international law, offer a history lesson to the defeated Germans, delegitimize the traditional German elite,^[97] and allow the Allies to distance themselves from appeasement.^[98] Jackson maintained that while the United States did «not seek to convict the whole German people of crime», neither did the trial «serve to absolve the whole German people except 21 men in the dock».^[99] Nevertheless, defense lawyers (although not most of the defendants) often argued that the prosecution was trying to promote German collective guilt and forcefully countered this as a strawman argument.^[99] According to historian Kim Christian Priemel, the conspiracy charge «invited apologetic interpretations: narratives of absolute, totalitarian dictatorship, run by society’s lunatic fringe, of which the Germans had been the first victims rather than agents, collaborators, and fellow travellers».^[100]

American prosecution[edit]

On 21 November, Jackson gave the opening speech for the prosecution.^[101] He described the fact that the defeated Nazis received a trial as «one of the most significant tributes that Power has ever paid to Reason».^[102] Jackson’s focus was on the aggressive war charge, which he described as the root of the crimes against humanity and of war crimes. He promoted an intentionalist view of the Nazi state and its overall conspiracy to commit all of the crimes mentioned in the indictment. The speech was favorably received by the prosecution, the tribunal, the audience, historians, and even the defendants.^[103]

Much of the American case focused on the development of the Nazi conspiracy before the outbreak of war.^[60] The American prosecution became derailed during attempts to provide evidence of the German annexation of Austria.^[104] On 29 November, the prosecution was unprepared to continue presenting on the invasion of Czechoslovakia, and instead screened Nazi Concentration and Prison Camps. The film, compiled from footage of the liberation of Nazi concentration camps, shocked both the defendants and the judges, who adjourned the trial.^[105] The American prosecutors were not any more effective when presenting documentary evidence on the conspiracy to commit crimes against humanity, and ended up reaching a «saturation point of horror» by their indiscriminate selection and disorganized presentation of evidence without tying it to specific defendants.^[106][107] The Americans summoned Einsatzgruppen commander Otto Ohlendorf, who testified about the murder of 80,000 people by those under his command, and SS general Erich von dem Bach-Zelewski, who admitted that German anti-partisan warfare was little more than a cover for the mass murder of Jews.^[108][109]

British prosecution[edit]

On 12 December, Shawcross gave the opening speech for the British.^[110] Unlike Jackson, he attempted to minimize the novelty of the aggression charges.^[111][112] The British case covered invasions, from that of Poland to that of the Soviet Union, which Shawcross covered in the second part of his speech;^[113] these charges took three days to present, with Maxwell Fyfe detailing 15 treaties broken by Germany.^[114]

In mid-December the Americans switched to presenting the case against the indicted organizations, while in January both the British and Americans presented evidence against individual defendants.^[115]

French prosecution[edit]

From 17 January to 7 February 1946, France presented its charges and supporting evidence.^[116] In contrast to the other prosecution teams, the French prosecution emphasized how Nazi ideology and pan-Germanism had led to the Nazis’ crimes, and delved into the Sonderweg theory of Germany’s development in the nineteenth century.^[117] The French prosecutors, more than their British or American counterparts, emphasized the guilt of the German people;^[118] they barely mentioned the charge of aggressive war and instead focused on forced labor, economic plunder, massacres, and Germanization.^[119] Unlike the British and American prosecution strategy, which focused on using German documents to make their case, the French prosecutors took the perspective of the victims, submitting postwar police reports and calling eleven witnesses.^[120] Ultimately, the French prosecution was unable to convince the court that Germanization was a crime against humanity, and incidents such as the German annexation of Alsace–Lorraine went unmentioned in the final verdict. The only part of the French charges that were accepted by the judges was the deportation of Jews from France and other parts of Western Europe.^[121]

Soviet prosecution[edit]

On 8 February, the Soviet prosecution opened its case with a speech by Rudenko that covered all four prosecution charges, highlighting both aggressive war and the devastation of Eastern Europe^[122] and listing many crimes committed by the German occupiers against the Soviet people.^[123] The next week, the Soviet prosecution suddenly produced former field marshal Friedrich von Paulus, captured after the Battle of Stalingrad, as a witness and questioned him about the preparations for the invasion of the Soviet Union.^[124] Paulus incriminated his former associates, pointing to Keitel, Jodl, and Göring as the defendants most responsible for the war.^[125]

More so than other delegations, Soviet prosecutors showed the gruesome details of German mistreatment of prisoners of war and forced laborers, as well as the systematic murder of Jews in eastern Europe.^[106] Although these aspects had already been covered by the American prosecution, Soviet prosecutors introduced new evidence from Extraordinary State Commission reports and interrogations of senior enemy officers.^[126] Lev Smirnov presented evidence on the Lidice massacre in Czechoslovakia, adding that such destruction of villages had occurred throughout eastern Europe.^[127] Evidence was presented on the murder of children, attempts to cover up atrocities,^[128] systematic plunder of occupied territories, and confiscation or destruction of cultural heritage.^[129] The Soviet prosecution also attempted to fabricate German responsibility for the Katyn massacre, which had in fact been committed by the Soviet Union. By early 1946, Western prosecutors were uneasy about the Katyn charge, although they never publicly rejected it for fear of casting the entire proceedings into question.^[130] The defense presented evidence of Soviet responsibility,^[131] and Katyn was not mentioned in the verdict.^[132] The inclusion of Katyn in the charges undermined the credibility of Soviet evidence in general.^[133]

External video
Atrocities Committed by the German Fascist Invaders in the USSR, 57 minutes; shown on 19 February 1946
Testimony of Abraham Sutzkever, 27 February 1946

Inspired by the films shown by the American prosecution, the Soviet Union commissioned three films for the trial: The German Fascist Destruction of the Cultural Treasures of the Peoples of the USSR, Atrocities Committed by the German Fascist Invaders in the USSR, and The German Fascist Destruction of Soviet Cities, using footage from Soviet filmmakers as well as shots from German newsreels.^[134] The second film included footage of the liberation of Majdanek and the liberation of Auschwitz and was considered even more disturbing than the American concentration camp film.^[135] The Soviet Union also called two Holocaust survivors as witnesses, Samuel Rajzman—a Treblinka survivor—and poet Abraham Sutzkever, who eloquently described the murder of tens of thousands of Jews from Vilna, although their testimony did not directly incriminate any of the defendants.^[136][137] The Soviet prosecution case was generally well received and presented compelling evidence about the suffering of the Soviet people and the Soviet contribution to victory.^[138]

Defense[edit]

From March to July 1946, the defense presented its counterarguments.^[95] None of the defendants tried to assert that the Nazis’ crimes had not occurred; instead, they attempted to divert blame from their own actions.^[139] Some defendants denied their involvement in, or knowledge of, certain crimes,^[140] even resorting to implausible lies.^[141] The defendants tried to blame their crimes on Hitler, who was mentioned 1,200 times during the trial—more than the top five defendants combined. Other absent and dead men including Himmler, Reinhard Heydrich, Adolf Eichmann, and Bormann were also blamed.^[142] In contrast, most defendants avoided incriminating each other.^[143] Although a few defense lawyers inverted the arguments of the prosecution to assert that the Germans’ authoritarian mindset and obedience to the state exonerated them from any personal guilt, most rejected such arguments.^[144] Most defendants argued their own insignificance within the Nazi system, but Göring took the opposite approach, presenting himself as Hitler’s loyalist and expecting that while he would be executed, the German people would eventually appreciate his loyalty.^[145]

Despite the fact that the charter did not recognize a tu quoque defense, such arguments were repeatedly raised during the trial.^[146] The Nuremberg Laws were compared to discriminatory laws in the United States.^[146][147] Defense lawyer Alfred Seidl [de] repeatedly tried to disclose the secret protocols of the German–Soviet pact.^[146][148] Six defendants were charged with the German invasion of Norway, and their lawyers argued that this invasion was undertaken to prevent a British invasion; a cover-up prevented the defense from capitalizing on this argument.^[87][149] United States admiral Chester Nimitz testified that the United States had used the same methods of submarine warfare that the German admirals were accused of; Dönitz’s counsel successfully argued that this meant that such actions could not be crimes.^[150] The judges barred most evidence on Allied misdeeds from being heard in court.^[151]

In order to appease concerns about fair process, the defendants were allowed a free hand with their witnesses and a great deal of irrelevant testimony was heard.^[152] The defendants’ witnesses sometimes managed to exculpate them, but other witnesses—including Rudolf Höss, the former commandant of Auschwitz, and Hans Bernd Gisevius, a member of the German resistance—effectively incriminated the defendants.^[153] Midway through the trial, Winston Churchill’s Iron Curtain speech denouncing the Soviet threat delighted the defense.^[87] Over the course of the trial, Western judges allowed the defendants additional leeway to denounce the Soviet Union, which was ultimately revealed to be a co-conspirator in the outbreak of World War II.^[154] The United States controlled the prison where the defendants and some of the witnesses were held, and tried its best to shut the Soviets out of the proceedings.^[155] In the context of the brewing Cold War, the trial became a means of condemning not only Germany but also the Soviet Union.^[156]

Closing[edit]

On 31 August, closing arguments were presented.^[157] Over the course of the trial, crimes against humanity and especially against Jews (who were mentioned as victims of Nazi atrocities far more than any other group) came to upstage the aggressive war charge.^[158][136] In contrast to the opening prosecution statements, all eight closing statements highlighted the Holocaust; and the French and British prosecutors made this the main charge, as opposed to that of aggression.^[159] During the closing statements, most defendants disappointed the judges by their lies and denial. Speer managed to distinguish himself from other defendants, giving the impression of apologizing, although without assuming personal guilt or naming any victims other than the German people.^[160] On 2 September, the court recessed; and the judges retreated into seclusion to decide the verdict and sentences, which had been under discussion since June. The verdict was drafted by British alternate judge Norman Birkett. All eight judges participated in the deliberations, but the alternates could not cast a vote.^[161][162]

Verdict[edit]

The International Military Tribunal agreed with the prosecution that aggression was the gravest charge against the accused, stating in its judgement that because war in general is evil, «To initiate a war of aggression, therefore, is not only an international crime; it is the supreme international crime differing only from other war crimes in that it contains within itself the accumulated evil of the whole.»^[1][163] The judges did not attempt to define aggression^[164] and decided not to mention the retroactivity of the charges in the verdict.^[165] The official interpretation of the IMT held that all of the charges had a solid basis in customary international law,^[166] which was elaborated in the verdict. The judgement argued that aggressive war had already been illegal, even if no one had been punished for it, and therefore the German leaders could not count on immunity from prosecution.^[167] The judges were aware that both the Allies and the Axis had planned or committed acts of aggression, writing the verdict carefully to avoid discrediting either the Allied governments or the tribunal.^[168]

The judgment found that there was a premeditated conspiracy to commit crimes against peace, the goals of the conspiracy being «the disruption of the European order as it had existed since the Treaty of Versailles» and «the creation of a Greater Germany beyond the frontiers of 1914».^[163] Contrary to the prosecution, the verdict dated the planning of aggression to the 1937 Hossbach Memorandum and not to the founding of the Nazi Party.^[132][169] Through a compromise among the judges, the charge of conspiracy was narrowed to a conspiracy to wage aggressive war.^[169][170] The judges did not agree that the conspiracy extended to anyone who participated in the affairs of the Nazi government, only taking being present at the high-level meetings discussing war plans in 1937 and 1939 as evidence of belonging to the conspiracy.^[171] Only eight defendants were convicted on that charge; all of whom were also found guilty of crimes against peace.^[172] All 22 defendants were charged with crimes against peace, and 12 were convicted.^[173] The war crimes and crimes-against-humanity charges held up the best, with only two defendants who were charged being acquitted on those charges.^[174] The judges interpreted crimes against humanity narrowly; they determined that crimes against German Jews before 1939 were not under the court’s jurisdiction because the prosecution had not proven a connection to aggressive war.^[175][176]

Four organizations were ruled to be criminal: the Leadership Corps of the Nazi Party, the SS, the Gestapo, and the SD, although some lower ranks and subgroups were excluded. The SA, the Reich Cabinet, and the General Staff and High Command were not ruled to be criminal organizations.^[177] In the latter case, the Wehrmacht leadership was not considered an organization within the meaning of the charter;^[177][178] but this verdict was later misrepresented as an acquittal of the criminality of the Wehrmacht, forming one of the foundations of the clean Wehrmacht myth.^[179]

The exact sentences to be given each defendant were debated at length by the judges. Twelve of the defendants were sentenced to death (Göring, Ribbentrop, Keitel, Kaltenbrunner, Rosenberg, Frank, Frick, Streicher, Sauckel, Jodl, Seyss-Inquart, and Bormann).^[180][172] On 16 October, ten were hanged, with Göring committing suicide the day before. Seven defendants (Hess, Funk, Raeder, Dönitz, Schirach, Speer, and Neurath) were sent to Spandau Prison to serve their sentences.^[181] All three acquittals (Papen, Schacht, and Fritzsche) were based on a deadlock between the judges; these acquittals surprised observers. Despite being accused of the same crimes, Sauckel was sentenced to death, while Speer was given a prison sentence because the judges considered that he could reform.^[182] Nikichenko released a dissent approved by Moscow that rejected all the acquittals, called for a death sentence for Hess, and convicted all the organizations.^[183][184] The judges proved their independence from the governments that appointed them, the defendants were seen as receiving due process, and the evidence of guilt amassed by the prosecution was overwhelming.^[87]

Nuremberg Military Tribunals[edit]

Initially, it was planned to hold a second international tribunal for German industrialists, but this was never held because of differences between the Allies.^[185] Twelve military trials were convened solely by the United States in the same courtroom that had hosted the International Military Tribunal.^[186] These trials were held under Law No. 10 issued by the Joint Chiefs of Staff.^[187] Pursuant to this law, United States forces had arrested almost 100,000 Germans as war criminals.^[188] The Office of Chief Counsel for War Crimes identified 2,500 major war criminals, of whom 177 were tried. Many of the worst offenders were not prosecuted, for logistical or financial reasons.^[189]

One set of trials focused on the actions of German professionals: the Doctors’ trial focused on human experimentation and euthanasia murders, the Judges’ trial on the role of the judiciary in Nazi crimes, and the Ministries trial on the culpability of bureaucrats of German government ministries, especially the Foreign Office.^[190][191] Also on trial were industrialists—in the Flick trial, the IG Farben trial, and the Krupp trial—for using forced labor, looting property from Nazi victims, and funding SS atrocities.^[192] Members of the SS were tried in the Pohl trial, which focused on members of the SS Main Economic and Administrative Office that oversaw SS economic activity, including the Nazi concentration camps;^[193] the RuSHA trial of Nazi racial policies; and the Einsatzgruppen trial, in which members of the mobile killing squads were tried for the murder of more than one million people behind the Eastern Front.^[194] Luftwaffe general Erhard Milch was tried for using slave labor and deporting civilians. In the Hostages case, several generals were tried for executing thousands of hostages and prisoners of war, looting, using forced labor, and deporting civilians in the Balkans. Other generals were tried in the High Command Trial for plotting wars of aggression, issuing criminal orders, deporting civilians, using slave labor, and looting in the Soviet Union.^[195][196]

These trials emphasized the crimes committed during the Holocaust.^[197] The trials heard 1,300 witnesses, entered more than 30,000 documents into evidence, and generated 132,855 pages of transcripts, with the judgements themselves totaling 3,828 pages.^[198] The trials targeted 177 defendants and obtained 142 convictions, including 25 death sentences;^[199] the severity of sentencing was related to the defendant’s proximity to mass murder.^[200] The case law of the trials fleshed out the skeleton provided by the Nuremberg charter and the IMT verdict.^[201]

Contemporary reactions[edit]

At the same time as the Nuremberg Charter was finalized, the Allies also signed the Potsdam Agreement, which provided for the mass expulsion of millions of Germans from central and eastern Europe, so that certain acts for which Nazis were convicted at Nuremberg were therefore made an official policy of the Allies.^[202] All four powers later fought independence movements using methods that had been ruled illegal at Nuremberg.^[203]

In all, 249 journalists were accredited to cover the IMT^[40] and 61,854 visitor tickets were issued.^[87] In France, some verdicts were met with outrage from the media and especially from organizations for deportees and resistance fighters, as they were perceived as too lenient.^[204] In the United Kingdom, although a variety of responses were reported, it was difficult to sustain interest in a long trial.^[205] Where the prosecution was disappointed by some of the verdicts, the defense could take satisfaction.^[206]

Many Germans at the time of the trials focused on finding food and shelter; few followed the trial closely.^[207][208] In a 1946 poll, 78 percent of Germans assessed the trial as fair, but four years later that had fallen to 38 percent, with 30 percent considering it unfair.^[208][209] Many Germans lumped criminal trials with denazification, internment, and confrontation with the concentration camps, as illegitimate victor’s justice and the imposition of collective guilt.^[210] As the Cold War began, the rapidly changing political environment began to affect the effectiveness of the trials.^[211] The educational purpose of the Nuremberg Military Tribunals was a failure, in part because of the resistance to war crimes trials in German society, but also because of the United States Army’s refusal to publish the trial record in German for fear it would undermine the fight against communism.^[212]

The German churches, both Catholic and Protestant, were vociferous proponents of amnesty,^[213] which had cross-party support in West Germany, which was established in 1949.^[214] By then, the Americans were hoping to use the offer of pardon to convicted war criminals in order to bind West Germany to the Western Bloc.^[215] Early releases of those convicted by the Nuremberg Military Tribunals began in 1949;^[216] and in 1951, High Commissioner John J. McCloy overturned most of the sentences.^[217][218] The last prisoner was released in 1958.^[219][220] The German public took the early releases as confirmation of what they saw as the illegitimacy of the trials.^[221] The IMT defendants required Soviet permission for release; Speer was not successful in obtaining early release, and Hess remained in prison until his death in 1987.^[222] By the late 1950s, the West German consensus on release began to erode, due to greater openness in political culture and new revelations of Nazi criminality, including the first trials of Nazi perpetrators in West German courts.^[223]

Legacy[edit]

The International Military Tribunal, and the drafters of its charter, invented international criminal law essentially from nothing.^{[224][225][226]} During the two decades after the trial, opinions were predominantly negative.^[227] The main legal criticisms of the trial focused on questions of retroactivity, selectivity, and jurisdiction.^[228] The most controversial charge was crimes against peace.^[228][24] The charge of crimes against humanity, the charge of conspiracy, and imposing criminal penalties on individuals for breaches of international law were also novel but attracted little criticism.^[229] Some defenders of the trial argued that the legal principle of nullum crimen sine lege (no crime without law) was not binding in international proceedings.^[230] The selectivity in trying Germans but not the Allies has garnered the most persistent criticism.^[231]

The International Military Tribunal for the Far East (Tokyo Trial) borrowed many of its ideas from the IMT, including all four charges.^[232] On 11 December 1946, the United Nations General Assembly unanimously passed a resolution affirming «the principles of international law recognized by the Charter of the Nuremberg Tribunal and the judgment of the Tribunal».^[233] In 1950, the International Law Commission drafted the Nuremberg principles to codify international criminal law, although the Cold War prevented the adoption of these principles until the 1990s.^[234][235] Further developments in international criminal law in the aftermath of the trials included the Genocide Convention (1948) and the Fourth Geneva Convention (1949).^[235] In the 1990s, a revival of international criminal law included the establishment of ad hoc international criminal tribunals for Yugoslavia (ICTY) and Rwanda (ICTR), which were widely seen as part of the legacy of the Nuremberg and Tokyo trials. The Rome Statute establishing a permanent International Criminal Court (ICC), which had been proposed in 1953, was finally agreed to in 1998.^[236][237]

The trials were the first use of simultaneous interpretation, which stimulated technical advances in translation methods.^[238][239] The Palace of Justice houses a museum on the trial and the courtroom became a tourist attraction, drawing 13,138 visitors in 2005.^[240] The IMT is one of the most well-studied trials in history, and it has also been the subject of an abundance of books and scholarly publications, along with motion pictures such as Judgment at Nuremberg (1961) and The Memory of Justice (1976).^[241][242]

References[edit]

Sources[edit]

External links[edit]

• Transcript and other documents (Avalon Project)

Coordinates: 49°27′16″N 11°02′54″E / 49.45444°N 11.04833°E

International Military Tribunal
Judges’ panel
Indictment	Conspiracy, crimes against peace, war crimes, crimes against humanity
Started	20 November 1945
Decided	1 October 1946
Defendant	24 (see list)
Case history
Related action(s)	Subsequent Nuremberg trials Tokyo Trial
Court membership
Judge(s) sitting	Iona Nikitchenko (Soviet Union) Geoffrey Lawrence (UK) Francis Biddle (US) Donnedieu de Vabres (France) and alternates

The Nuremberg trials were held by the Allies against representatives of the defeated Nazi Germany, for plotting and carrying out invasions of other countries, and other crimes, in World War II.

Between 1939 and 1945, Nazi Germany invaded many countries across Europe, inflicting 27 million deaths in the Soviet Union alone. Proposals for how to punish the defeated Nazi leaders ranged from a show trial (the Soviet Union) to summary executions (the United Kingdom). In mid-1945, France, the Soviet Union, the United Kingdom, and the United States agreed to convene a joint tribunal in Nuremberg, with the Nuremberg Charter as its legal instrument. Between 20 November 1945 and 1 October 1946, the International Military Tribunal (IMT) tried 21 of the most important surviving leaders of Nazi Germany in the political, military, and economic spheres, as well as six German organizations. The purpose of the trial was not just to convict the defendants but also to assemble irrefutable evidence of Nazi crimes, offer a history lesson to the defeated Germans, and delegitimize the traditional German elite.

The IMT focused on the crime of aggression—plotting and waging aggressive war, which the verdict declared «the supreme international crime» because «it contains within itself the accumulated evil of the whole».^[1] Most of the defendants were also charged with war crimes and crimes against humanity. Twelve further trials were conducted by the United States against lower-level perpetrators, which focused more on the Holocaust. Although controversial at the time for their use of ex post facto law, the trials’ innovation of holding individuals responsible for violations of international law established international criminal law.

Origin[edit]

Between 1939 and 1945, Nazi Germany waged war across Europe, invading Czechoslovakia, Poland, the Low Countries, France, Denmark, Norway, Yugoslavia, Greece, and the Soviet Union, among others.^[2] German aggression was accompanied by immense brutality in occupied areas and the systematic murder of millions of Jews in the Holocaust.^[3] War losses in the Soviet Union alone included 27 million dead, mostly civilians, which was 1⁄7th of the prewar population.^[4]

In early 1942, representatives of eight governments-in-exile in the United Kingdom issued a declaration on Punishment for War Crimes, which demanded an international court to try the Axis crimes committed in occupied countries. The United States and United Kingdom refused to endorse this proposal, citing the failure of war crimes prosecutions after World War I.^[5] Soviet jurist Aron Trainin developed the concept of crimes against peace (waging aggressive war) which would later be central to the proceedings at Nuremberg.^[6][7] Trainin’s ideas were reprinted in the West and widely adopted.^[8][9] On 1 November 1943, the Soviet Union, United Kingdom, and United States issued the Moscow Declaration to «give full warning» to the Nazi leadership of the Allies’ intent to «pursue them to the uttermost ends of the earth…in order that justice may be done».^[10] The declaration also stated that those high-ranking Nazis who had committed crimes in several countries would be dealt with jointly.^[10][11]

Of all the Allies, the Soviet Union lobbied most intensely for trying the defeated German leaders for aggression in addition to war crimes.^[6] The Soviet Union wanted to hold a show trial similar to the 1930s Moscow trials, in order to demonstrate the Nazi leaders’ guilt and build a case for war reparations to rebuild the Soviet economy, which had been devastated by the war.^[12] The United States insisted on a fair trial as a means of reforming Germany.^[13] Planners in the United States Department of War were drawing up plans for an international tribunal in late 1944 and early 1945. The British government was still opposed, unable to see the benefit of such a trial and preferring summary execution of Nazi leaders.^[14][15] The exact form that retribution would take was left unresolved at the Yalta Conference in February 1945.^[16] On 2 May, at the San Francisco Conference, the United States’ new president Harry S. Truman announced the formation of an international military tribunal.^[17] On 8 May, Germany surrendered unconditionally.^[18]

Establishment[edit]

Legal basis[edit]

At the London Conference, held from 26 June to 2 August 1945, representatives of France, the Soviet Union, the United Kingdom, and the United States negotiated the exact form that the trial would take. Until the end of the negotiations, it was not clear that any trial would be held at all, due to acrimonious disputes over fundamental matters; the American delegation threatened to walk out.^[19]

The Nuremberg Charter upended the traditional view of international law by holding individuals, rather than states, responsible for breaches of international law.^[20][21] The offenses that would be prosecuted were crimes against peace, crimes against humanity, and war crimes.^[21] At the conference, it was debated whether wars of aggression were prohibited in existing international customary law; regardless, before the charter was adopted there was no law providing for criminal responsibility for aggression.^[22][23] War crimes already existed in international law as criminal violations of the laws and customs of war.^[24][25] Although a novel construct, «crimes against humanity» covered acts that were already prohibited by the laws of most countries.^[26]

The final version of the charter only gave the court the ability to punish those crimes against humanity that had been committed «in connection with any crimes within the jurisdiction of the Tribunal».^[27] Especially the United States wanted to avoid countenancing any rule that would give an international court jurisdiction over a government’s treatment of its own citizens.^[28] The charter limited the jurisdiction of the court to Germany’s actions because the Allies did not want to answer to an international court for their own actions;^[29] only Germans could be tried.^[30] Article 7 prevented the defendants from claiming immunity for their actions under the act of state doctrine,^[31] and the plea of acting under superior orders was left for the judges to decide.^[32] The trial was held under modified common law.^[33]

The negotiators decided that the tribunal’s permanent seat would be in Berlin, while the trial would be held at the Palace of Justice in Nuremberg.^[34][35] Located in the American occupation zone, Nuremberg was a symbolic location as the site of Nazi rallies. The Palace of Justice was relatively intact but needed to be renovated for the trial due to bomb damage; it had an attached prison where the defendants could be held.^[36][35] On 8 August, the Nuremberg Charter was signed in London.^[37] Nineteen states ratified the charter and were admitted as observers.^[38]

Judges and prosecutors[edit]

In early 1946, there were a thousand employees from the four countries’ delegations in Nuremberg, of which about two-thirds were from the United States.^[39] Besides legal professionals, there were many social-science researchers, psychologists, translators and interpreters, and graphic designers, the latter to make the many charts used during the trial.^[40] Each state appointed a prosecution team and two judges, one being an alternate.^[41][42]

The United States’ chief prosecutor was Supreme Court justice Robert H. Jackson.^[43] The United States prosecution believed that Nazism was the product of a German deviation from Western history (the Sonderweg thesis) and sought to correct this deviation with a trial that would serve both retributive and educational purposes.^[44] As the numerically strongest delegation, it would take on the bulk of the prosecutorial effort.^[45] At Jackson’s recommendation, the United States appointed judges Francis Biddle and John Parker.^[46] The British chief prosecutor was Hartley Shawcross, assisted by David Maxwell Fyfe, who had been the attorney general in Churchill’s government.^[47] Although the chief British judge, Sir Geoffrey Lawrence (Lord Justice of Appeal), was the nominal president of the tribunal, in practice Biddle exercised more authority.^[46]

The French prosecutor, François de Menthon, had just overseen trials of the leaders of Vichy France;^[37] he resigned in January 1946 and was replaced by Auguste Champetier de Ribes.^[48] The French judges were Henri Donnedieu de Vabres, a professor of criminal law, and alternate Robert Falco, who had represented France at the London Conference.^[49][48] The French government tried to appoint staff who were not tainted by collaboration with the Vichy regime; some appointments were of those who had been in the French resistance.^[50][51] Because the Soviet Union expected a show trial, its appointees were familiar with this form.^[52] Initially, it was planned that Iona Nikitchenko, who had presided over the Moscow trials, would serve as the chief prosecutor, but he was appointed as a judge and replaced by Roman Rudenko, a show trial prosecutor^[53] chosen for his skill as an orator.^[54] The Soviet judges and prosecutors were not permitted to make any major decisions without consulting a commission in Moscow led by Soviet politician Andrei Vyshinsky; the resulting delays hampered the Soviet effort to set the agenda.^[52][46] The Soviet personnel’s lack of knowledge of English, lack of interpreters, and unfamiliarity with diplomacy and international institutions also limited their influence.^[55]

Indictment[edit]

The work of drafting the indictment was divided up by the national delegations. The British worked on putting together the aggressive war charge; the French and Soviet delegations were assigned the task of covering crimes against humanity and war crimes committed on the Western Front and the Eastern Front, respectively. The United States delegation outlined the overall Nazi conspiracy and criminality of Nazi organizations.^[56][57] After this division of formulating the charges, the British and American delegations decided to work jointly in drafting the charges of conspiracy to wage aggressive war. On 17 September, the various delegations met to discuss the indictment.^[58]

The charge of conspiracy was spearheaded by the United States prosecution and was less popular with the other Allies.^[59] The conspiracy charge was used to charge the top Nazi leaders, as well as bureaucrats who had never killed anyone or perhaps even directly ordered killing. It was also a way to indirectly charge crimes committed before the beginning of World War II, which the charter placed outside the court’s jurisdiction.^[60] Conspiracy charges were especially central to the cases against propagandists and industrialists; the former were charged with providing the ideological justification for war and other crimes, while the latter were accused of economic mobilization without which no war would have been possible.^[61]

The problem of translating the indictment and evidence into the three official languages of the tribunal, as well as German, was severe due to the scale of the task and difficulty in recruiting interpreters, especially in the Soviet Union.^[62] Vyshinsky demanded extensive corrections to the crimes-against-peace charges, especially regarding the role of the German–Soviet pact in starting World War II.^[63] Jackson also rewrote the indictment with the intent of keeping the proceedings under American control by separating out an overall conspiracy charge from the other three charges.^[64] The division of labor, and the haste with which the indictment was prepared, resulted in duplication, imprecise language, and lack of attribution of specific charges to individual defendants.^[65]

Defendants[edit]

Some of the most prominent Nazis—Adolf Hitler, Heinrich Himmler, and Joseph Goebbels—had committed suicide and therefore could not be tried.^[66][67] The prosecutors wanted to try representative leaders of German politics, economy, and military; and the Americans had a list of 70 names at the London Conference.^[68] Most of the defendants had surrendered to the United States or United Kingdom.^[69][37]

The defendants, who were largely unrepentant,^[70] included former cabinet ministers: Franz von Papen (who had brought Hitler to power); Joachim von Ribbentrop (foreign minister), Wilhelm Frick (interior minister), and Alfred Rosenberg, minister for the occupied eastern territories.^[67] Also prosecuted were leaders of the German economy, such as Gustav Krupp (of the conglomerate Krupp AG), former Reichsbank president Hjalmar Schacht, and economic planners Albert Speer and Walther Funk, along with Speer’s subordinate and head of the forced labor program, Fritz Sauckel.^[71][72] The military leaders were Hermann Göring, Wilhelm Keitel, Alfred Jodl, Erich Raeder, and Karl Dönitz.^[73] Also on trial were propagandists Julius Streicher and Hans Fritzsche; Rudolf Hess, Hitler’s deputy who had flown to Britain in 1941; Hans Frank, governor-general of the General Governorate of Poland; Hitler Youth leader Baldur von Schirach; Arthur Seyss-Inquart, Reich Commissioner for the Netherlands; and Ernst Kaltenbrunner, the leader of Himmler’s Reich Main Security Office.^[74]

Although the list of defendants was finalized on 29 August,^[75] as late as October, Jackson demanded changes and expansion of the defendants list, but this was rejected.^[76] Of the 24 men indicted, Martin Bormann was tried in absentia, as the Allies were unaware of his death; Krupp was too ill to stand trial; and Robert Ley committed suicide.^[77] Göring, the most famous surviving Nazi, headlined the trial.^[67] Former Nazis were allowed to serve as counsel^[45] and by mid-November all defendants had lawyers. The defendants’ lawyers jointly appealed to the court, claiming it did not have jurisdiction against the accused; but this motion was rejected. The defense lawyers saw themselves as acting on behalf of their clients, but also the German nation;^[78] they prioritized the Wehrmacht’s reputation over the lives of the generals on trial.^[79] Initially, the Americans had planned to try fourteen organizations and their leaders, but this was narrowed to six: the Reich Cabinet, the Leadership Corps of the Nazi Party, the Gestapo, the SA, the SS and the SD, and the General Staff and High Command of the Wehrmacht.^[80][81] The aim was to have these organizations declared criminal, so that their members could be tried expeditiously for membership in a criminal organization.^[81] Senior American officials believed that convicting organizations was a good way of showing that not just the top German leaders were responsible for crimes, without condemning the entire German people.^[82]

Evidence[edit]

Over the summer, all of the national delegations struggled to gather evidence for the upcoming trial. Institutional rivalries hampered the search.^[83] The American and British prosecutors focused on documentary evidence and affidavits rather than testimony from survivors, as the latter was considered less reliable and more liable to accusations of bias, but at the expense of reducing public interest in the proceedings.^[84][85] The American prosecution drew on reports of the Office of Strategic Services and information provided by the YIVO Institute for Jewish Research and the American Jewish Committee.^[86] Overall, the prosecution called 37 witnesses compared to the defense’s 83, not including 19 defendants who testified on their own behalf.^[85] The prosecution examined 110,000 captured German documents^[40] and entered 4,600 into evidence,^[87] along with 30 kilometres (19 mi) of film and 25,000 photographs.^[88]

The charter allowed the admissibility of any evidence deemed to have probative value, including depositions.^[89] Because of the loose evidentiary rules, photographs, charts, maps, and films played an important role in making incredible crimes believable.^[85] After the American prosecution flooded the trial with untranslated evidence, the judges insisted that all of the evidence be read into the record, which slowed the trial.^[90][91] The bringing of conspiracy charges also slowed the trial, as the same evidence ended up being read out multiple times, when it was relevant to both substantive and conspiracy charges.^[92]

Course of the trial[edit]

The International Military Tribunal began trial on 20 November 1945,^[93] after postponement requests from the Soviet prosecution, who wanted more time to prepare its case, were rejected.^[94] All defendants pleaded not guilty.^[95][96] As Jackson made clear, the purpose of the trial was not just to convict the defendants but also to assemble irrefutable evidence of Nazi crimes, establish individual responsibility and the crime of aggression in international law, offer a history lesson to the defeated Germans, delegitimize the traditional German elite,^[97] and allow the Allies to distance themselves from appeasement.^[98] Jackson maintained that while the United States did «not seek to convict the whole German people of crime», neither did the trial «serve to absolve the whole German people except 21 men in the dock».^[99] Nevertheless, defense lawyers (although not most of the defendants) often argued that the prosecution was trying to promote German collective guilt and forcefully countered this as a strawman argument.^[99] According to historian Kim Christian Priemel, the conspiracy charge «invited apologetic interpretations: narratives of absolute, totalitarian dictatorship, run by society’s lunatic fringe, of which the Germans had been the first victims rather than agents, collaborators, and fellow travellers».^[100]

American prosecution[edit]

On 21 November, Jackson gave the opening speech for the prosecution.^[101] He described the fact that the defeated Nazis received a trial as «one of the most significant tributes that Power has ever paid to Reason».^[102] Jackson’s focus was on the aggressive war charge, which he described as the root of the crimes against humanity and of war crimes. He promoted an intentionalist view of the Nazi state and its overall conspiracy to commit all of the crimes mentioned in the indictment. The speech was favorably received by the prosecution, the tribunal, the audience, historians, and even the defendants.^[103]

Much of the American case focused on the development of the Nazi conspiracy before the outbreak of war.^[60] The American prosecution became derailed during attempts to provide evidence of the German annexation of Austria.^[104] On 29 November, the prosecution was unprepared to continue presenting on the invasion of Czechoslovakia, and instead screened Nazi Concentration and Prison Camps. The film, compiled from footage of the liberation of Nazi concentration camps, shocked both the defendants and the judges, who adjourned the trial.^[105] The American prosecutors were not any more effective when presenting documentary evidence on the conspiracy to commit crimes against humanity, and ended up reaching a «saturation point of horror» by their indiscriminate selection and disorganized presentation of evidence without tying it to specific defendants.^[106][107] The Americans summoned Einsatzgruppen commander Otto Ohlendorf, who testified about the murder of 80,000 people by those under his command, and SS general Erich von dem Bach-Zelewski, who admitted that German anti-partisan warfare was little more than a cover for the mass murder of Jews.^[108][109]

British prosecution[edit]

On 12 December, Shawcross gave the opening speech for the British.^[110] Unlike Jackson, he attempted to minimize the novelty of the aggression charges.^[111][112] The British case covered invasions, from that of Poland to that of the Soviet Union, which Shawcross covered in the second part of his speech;^[113] these charges took three days to present, with Maxwell Fyfe detailing 15 treaties broken by Germany.^[114]

In mid-December the Americans switched to presenting the case against the indicted organizations, while in January both the British and Americans presented evidence against individual defendants.^[115]

French prosecution[edit]

From 17 January to 7 February 1946, France presented its charges and supporting evidence.^[116] In contrast to the other prosecution teams, the French prosecution emphasized how Nazi ideology and pan-Germanism had led to the Nazis’ crimes, and delved into the Sonderweg theory of Germany’s development in the nineteenth century.^[117] The French prosecutors, more than their British or American counterparts, emphasized the guilt of the German people;^[118] they barely mentioned the charge of aggressive war and instead focused on forced labor, economic plunder, massacres, and Germanization.^[119] Unlike the British and American prosecution strategy, which focused on using German documents to make their case, the French prosecutors took the perspective of the victims, submitting postwar police reports and calling eleven witnesses.^[120] Ultimately, the French prosecution was unable to convince the court that Germanization was a crime against humanity, and incidents such as the German annexation of Alsace–Lorraine went unmentioned in the final verdict. The only part of the French charges that were accepted by the judges was the deportation of Jews from France and other parts of Western Europe.^[121]

Soviet prosecution[edit]

On 8 February, the Soviet prosecution opened its case with a speech by Rudenko that covered all four prosecution charges, highlighting both aggressive war and the devastation of Eastern Europe^[122] and listing many crimes committed by the German occupiers against the Soviet people.^[123] The next week, the Soviet prosecution suddenly produced former field marshal Friedrich von Paulus, captured after the Battle of Stalingrad, as a witness and questioned him about the preparations for the invasion of the Soviet Union.^[124] Paulus incriminated his former associates, pointing to Keitel, Jodl, and Göring as the defendants most responsible for the war.^[125]

More so than other delegations, Soviet prosecutors showed the gruesome details of German mistreatment of prisoners of war and forced laborers, as well as the systematic murder of Jews in eastern Europe.^[106] Although these aspects had already been covered by the American prosecution, Soviet prosecutors introduced new evidence from Extraordinary State Commission reports and interrogations of senior enemy officers.^[126] Lev Smirnov presented evidence on the Lidice massacre in Czechoslovakia, adding that such destruction of villages had occurred throughout eastern Europe.^[127] Evidence was presented on the murder of children, attempts to cover up atrocities,^[128] systematic plunder of occupied territories, and confiscation or destruction of cultural heritage.^[129] The Soviet prosecution also attempted to fabricate German responsibility for the Katyn massacre, which had in fact been committed by the Soviet Union. By early 1946, Western prosecutors were uneasy about the Katyn charge, although they never publicly rejected it for fear of casting the entire proceedings into question.^[130] The defense presented evidence of Soviet responsibility,^[131] and Katyn was not mentioned in the verdict.^[132] The inclusion of Katyn in the charges undermined the credibility of Soviet evidence in general.^[133]

External video
Atrocities Committed by the German Fascist Invaders in the USSR, 57 minutes; shown on 19 February 1946
Testimony of Abraham Sutzkever, 27 February 1946

Inspired by the films shown by the American prosecution, the Soviet Union commissioned three films for the trial: The German Fascist Destruction of the Cultural Treasures of the Peoples of the USSR, Atrocities Committed by the German Fascist Invaders in the USSR, and The German Fascist Destruction of Soviet Cities, using footage from Soviet filmmakers as well as shots from German newsreels.^[134] The second film included footage of the liberation of Majdanek and the liberation of Auschwitz and was considered even more disturbing than the American concentration camp film.^[135] The Soviet Union also called two Holocaust survivors as witnesses, Samuel Rajzman—a Treblinka survivor—and poet Abraham Sutzkever, who eloquently described the murder of tens of thousands of Jews from Vilna, although their testimony did not directly incriminate any of the defendants.^[136][137] The Soviet prosecution case was generally well received and presented compelling evidence about the suffering of the Soviet people and the Soviet contribution to victory.^[138]

Defense[edit]

From March to July 1946, the defense presented its counterarguments.^[95] None of the defendants tried to assert that the Nazis’ crimes had not occurred; instead, they attempted to divert blame from their own actions.^[139] Some defendants denied their involvement in, or knowledge of, certain crimes,^[140] even resorting to implausible lies.^[141] The defendants tried to blame their crimes on Hitler, who was mentioned 1,200 times during the trial—more than the top five defendants combined. Other absent and dead men including Himmler, Reinhard Heydrich, Adolf Eichmann, and Bormann were also blamed.^[142] In contrast, most defendants avoided incriminating each other.^[143] Although a few defense lawyers inverted the arguments of the prosecution to assert that the Germans’ authoritarian mindset and obedience to the state exonerated them from any personal guilt, most rejected such arguments.^[144] Most defendants argued their own insignificance within the Nazi system, but Göring took the opposite approach, presenting himself as Hitler’s loyalist and expecting that while he would be executed, the German people would eventually appreciate his loyalty.^[145]

Despite the fact that the charter did not recognize a tu quoque defense, such arguments were repeatedly raised during the trial.^[146] The Nuremberg Laws were compared to discriminatory laws in the United States.^[146][147] Defense lawyer Alfred Seidl [de] repeatedly tried to disclose the secret protocols of the German–Soviet pact.^[146][148] Six defendants were charged with the German invasion of Norway, and their lawyers argued that this invasion was undertaken to prevent a British invasion; a cover-up prevented the defense from capitalizing on this argument.^[87][149] United States admiral Chester Nimitz testified that the United States had used the same methods of submarine warfare that the German admirals were accused of; Dönitz’s counsel successfully argued that this meant that such actions could not be crimes.^[150] The judges barred most evidence on Allied misdeeds from being heard in court.^[151]

In order to appease concerns about fair process, the defendants were allowed a free hand with their witnesses and a great deal of irrelevant testimony was heard.^[152] The defendants’ witnesses sometimes managed to exculpate them, but other witnesses—including Rudolf Höss, the former commandant of Auschwitz, and Hans Bernd Gisevius, a member of the German resistance—effectively incriminated the defendants.^[153] Midway through the trial, Winston Churchill’s Iron Curtain speech denouncing the Soviet threat delighted the defense.^[87] Over the course of the trial, Western judges allowed the defendants additional leeway to denounce the Soviet Union, which was ultimately revealed to be a co-conspirator in the outbreak of World War II.^[154] The United States controlled the prison where the defendants and some of the witnesses were held, and tried its best to shut the Soviets out of the proceedings.^[155] In the context of the brewing Cold War, the trial became a means of condemning not only Germany but also the Soviet Union.^[156]

Closing[edit]

On 31 August, closing arguments were presented.^[157] Over the course of the trial, crimes against humanity and especially against Jews (who were mentioned as victims of Nazi atrocities far more than any other group) came to upstage the aggressive war charge.^[158][136] In contrast to the opening prosecution statements, all eight closing statements highlighted the Holocaust; and the French and British prosecutors made this the main charge, as opposed to that of aggression.^[159] During the closing statements, most defendants disappointed the judges by their lies and denial. Speer managed to distinguish himself from other defendants, giving the impression of apologizing, although without assuming personal guilt or naming any victims other than the German people.^[160] On 2 September, the court recessed; and the judges retreated into seclusion to decide the verdict and sentences, which had been under discussion since June. The verdict was drafted by British alternate judge Norman Birkett. All eight judges participated in the deliberations, but the alternates could not cast a vote.^[161][162]

Verdict[edit]

The International Military Tribunal agreed with the prosecution that aggression was the gravest charge against the accused, stating in its judgement that because war in general is evil, «To initiate a war of aggression, therefore, is not only an international crime; it is the supreme international crime differing only from other war crimes in that it contains within itself the accumulated evil of the whole.»^[1][163] The judges did not attempt to define aggression^[164] and decided not to mention the retroactivity of the charges in the verdict.^[165] The official interpretation of the IMT held that all of the charges had a solid basis in customary international law,^[166] which was elaborated in the verdict. The judgement argued that aggressive war had already been illegal, even if no one had been punished for it, and therefore the German leaders could not count on immunity from prosecution.^[167] The judges were aware that both the Allies and the Axis had planned or committed acts of aggression, writing the verdict carefully to avoid discrediting either the Allied governments or the tribunal.^[168]

The judgment found that there was a premeditated conspiracy to commit crimes against peace, the goals of the conspiracy being «the disruption of the European order as it had existed since the Treaty of Versailles» and «the creation of a Greater Germany beyond the frontiers of 1914».^[163] Contrary to the prosecution, the verdict dated the planning of aggression to the 1937 Hossbach Memorandum and not to the founding of the Nazi Party.^[132][169] Through a compromise among the judges, the charge of conspiracy was narrowed to a conspiracy to wage aggressive war.^[169][170] The judges did not agree that the conspiracy extended to anyone who participated in the affairs of the Nazi government, only taking being present at the high-level meetings discussing war plans in 1937 and 1939 as evidence of belonging to the conspiracy.^[171] Only eight defendants were convicted on that charge; all of whom were also found guilty of crimes against peace.^[172] All 22 defendants were charged with crimes against peace, and 12 were convicted.^[173] The war crimes and crimes-against-humanity charges held up the best, with only two defendants who were charged being acquitted on those charges.^[174] The judges interpreted crimes against humanity narrowly; they determined that crimes against German Jews before 1939 were not under the court’s jurisdiction because the prosecution had not proven a connection to aggressive war.^[175][176]

Four organizations were ruled to be criminal: the Leadership Corps of the Nazi Party, the SS, the Gestapo, and the SD, although some lower ranks and subgroups were excluded. The SA, the Reich Cabinet, and the General Staff and High Command were not ruled to be criminal organizations.^[177] In the latter case, the Wehrmacht leadership was not considered an organization within the meaning of the charter;^[177][178] but this verdict was later misrepresented as an acquittal of the criminality of the Wehrmacht, forming one of the foundations of the clean Wehrmacht myth.^[179]

The exact sentences to be given each defendant were debated at length by the judges. Twelve of the defendants were sentenced to death (Göring, Ribbentrop, Keitel, Kaltenbrunner, Rosenberg, Frank, Frick, Streicher, Sauckel, Jodl, Seyss-Inquart, and Bormann).^[180][172] On 16 October, ten were hanged, with Göring committing suicide the day before. Seven defendants (Hess, Funk, Raeder, Dönitz, Schirach, Speer, and Neurath) were sent to Spandau Prison to serve their sentences.^[181] All three acquittals (Papen, Schacht, and Fritzsche) were based on a deadlock between the judges; these acquittals surprised observers. Despite being accused of the same crimes, Sauckel was sentenced to death, while Speer was given a prison sentence because the judges considered that he could reform.^[182] Nikichenko released a dissent approved by Moscow that rejected all the acquittals, called for a death sentence for Hess, and convicted all the organizations.^[183][184] The judges proved their independence from the governments that appointed them, the defendants were seen as receiving due process, and the evidence of guilt amassed by the prosecution was overwhelming.^[87]

Nuremberg Military Tribunals[edit]

Initially, it was planned to hold a second international tribunal for German industrialists, but this was never held because of differences between the Allies.^[185] Twelve military trials were convened solely by the United States in the same courtroom that had hosted the International Military Tribunal.^[186] These trials were held under Law No. 10 issued by the Joint Chiefs of Staff.^[187] Pursuant to this law, United States forces had arrested almost 100,000 Germans as war criminals.^[188] The Office of Chief Counsel for War Crimes identified 2,500 major war criminals, of whom 177 were tried. Many of the worst offenders were not prosecuted, for logistical or financial reasons.^[189]

One set of trials focused on the actions of German professionals: the Doctors’ trial focused on human experimentation and euthanasia murders, the Judges’ trial on the role of the judiciary in Nazi crimes, and the Ministries trial on the culpability of bureaucrats of German government ministries, especially the Foreign Office.^[190][191] Also on trial were industrialists—in the Flick trial, the IG Farben trial, and the Krupp trial—for using forced labor, looting property from Nazi victims, and funding SS atrocities.^[192] Members of the SS were tried in the Pohl trial, which focused on members of the SS Main Economic and Administrative Office that oversaw SS economic activity, including the Nazi concentration camps;^[193] the RuSHA trial of Nazi racial policies; and the Einsatzgruppen trial, in which members of the mobile killing squads were tried for the murder of more than one million people behind the Eastern Front.^[194] Luftwaffe general Erhard Milch was tried for using slave labor and deporting civilians. In the Hostages case, several generals were tried for executing thousands of hostages and prisoners of war, looting, using forced labor, and deporting civilians in the Balkans. Other generals were tried in the High Command Trial for plotting wars of aggression, issuing criminal orders, deporting civilians, using slave labor, and looting in the Soviet Union.^[195][196]

These trials emphasized the crimes committed during the Holocaust.^[197] The trials heard 1,300 witnesses, entered more than 30,000 documents into evidence, and generated 132,855 pages of transcripts, with the judgements themselves totaling 3,828 pages.^[198] The trials targeted 177 defendants and obtained 142 convictions, including 25 death sentences;^[199] the severity of sentencing was related to the defendant’s proximity to mass murder.^[200] The case law of the trials fleshed out the skeleton provided by the Nuremberg charter and the IMT verdict.^[201]

Contemporary reactions[edit]

At the same time as the Nuremberg Charter was finalized, the Allies also signed the Potsdam Agreement, which provided for the mass expulsion of millions of Germans from central and eastern Europe, so that certain acts for which Nazis were convicted at Nuremberg were therefore made an official policy of the Allies.^[202] All four powers later fought independence movements using methods that had been ruled illegal at Nuremberg.^[203]

In all, 249 journalists were accredited to cover the IMT^[40] and 61,854 visitor tickets were issued.^[87] In France, some verdicts were met with outrage from the media and especially from organizations for deportees and resistance fighters, as they were perceived as too lenient.^[204] In the United Kingdom, although a variety of responses were reported, it was difficult to sustain interest in a long trial.^[205] Where the prosecution was disappointed by some of the verdicts, the defense could take satisfaction.^[206]

Many Germans at the time of the trials focused on finding food and shelter; few followed the trial closely.^[207][208] In a 1946 poll, 78 percent of Germans assessed the trial as fair, but four years later that had fallen to 38 percent, with 30 percent considering it unfair.^[208][209] Many Germans lumped criminal trials with denazification, internment, and confrontation with the concentration camps, as illegitimate victor’s justice and the imposition of collective guilt.^[210] As the Cold War began, the rapidly changing political environment began to affect the effectiveness of the trials.^[211] The educational purpose of the Nuremberg Military Tribunals was a failure, in part because of the resistance to war crimes trials in German society, but also because of the United States Army’s refusal to publish the trial record in German for fear it would undermine the fight against communism.^[212]

The German churches, both Catholic and Protestant, were vociferous proponents of amnesty,^[213] which had cross-party support in West Germany, which was established in 1949.^[214] By then, the Americans were hoping to use the offer of pardon to convicted war criminals in order to bind West Germany to the Western Bloc.^[215] Early releases of those convicted by the Nuremberg Military Tribunals began in 1949;^[216] and in 1951, High Commissioner John J. McCloy overturned most of the sentences.^[217][218] The last prisoner was released in 1958.^[219][220] The German public took the early releases as confirmation of what they saw as the illegitimacy of the trials.^[221] The IMT defendants required Soviet permission for release; Speer was not successful in obtaining early release, and Hess remained in prison until his death in 1987.^[222] By the late 1950s, the West German consensus on release began to erode, due to greater openness in political culture and new revelations of Nazi criminality, including the first trials of Nazi perpetrators in West German courts.^[223]

Legacy[edit]

The International Military Tribunal, and the drafters of its charter, invented international criminal law essentially from nothing.^{[224][225][226]} During the two decades after the trial, opinions were predominantly negative.^[227] The main legal criticisms of the trial focused on questions of retroactivity, selectivity, and jurisdiction.^[228] The most controversial charge was crimes against peace.^[228][24] The charge of crimes against humanity, the charge of conspiracy, and imposing criminal penalties on individuals for breaches of international law were also novel but attracted little criticism.^[229] Some defenders of the trial argued that the legal principle of nullum crimen sine lege (no crime without law) was not binding in international proceedings.^[230] The selectivity in trying Germans but not the Allies has garnered the most persistent criticism.^[231]

The International Military Tribunal for the Far East (Tokyo Trial) borrowed many of its ideas from the IMT, including all four charges.^[232] On 11 December 1946, the United Nations General Assembly unanimously passed a resolution affirming «the principles of international law recognized by the Charter of the Nuremberg Tribunal and the judgment of the Tribunal».^[233] In 1950, the International Law Commission drafted the Nuremberg principles to codify international criminal law, although the Cold War prevented the adoption of these principles until the 1990s.^[234][235] Further developments in international criminal law in the aftermath of the trials included the Genocide Convention (1948) and the Fourth Geneva Convention (1949).^[235] In the 1990s, a revival of international criminal law included the establishment of ad hoc international criminal tribunals for Yugoslavia (ICTY) and Rwanda (ICTR), which were widely seen as part of the legacy of the Nuremberg and Tokyo trials. The Rome Statute establishing a permanent International Criminal Court (ICC), which had been proposed in 1953, was finally agreed to in 1998.^[236][237]

The trials were the first use of simultaneous interpretation, which stimulated technical advances in translation methods.^[238][239] The Palace of Justice houses a museum on the trial and the courtroom became a tourist attraction, drawing 13,138 visitors in 2005.^[240] The IMT is one of the most well-studied trials in history, and it has also been the subject of an abundance of books and scholarly publications, along with motion pictures such as Judgment at Nuremberg (1961) and The Memory of Justice (1976).^[241][242]

References[edit]

Sources[edit]

External links[edit]

• Transcript and other documents (Avalon Project)

Coordinates: 49°27′16″N 11°02′54″E / 49.45444°N 11.04833°E

Толковый словарь русского языка. Поиск по слову, типу, синониму, антониму и описанию. Словарь ударений.

нюрнбергский процесс

Нюрнбергский процесс
Государство	Германия
Местонахождение	Palace of Justice[d]
Дата начала	20 ноября 1945
Дата окончания	1 октября 1946
Участник(и)	Пуль, Эмиль и Hans Cappelen[d]
Обвиняемый	Герман Геринг, Рудольф Гесс, Мартин Борман, Иоахим фон Риббентроп, Лей, Роберт, Франц фон Папен, Вильгельм Кейтель, Йодль, Альфред, Эрнст Кальтенбруннер, Шпеер, Альберт, Заукель, Фриц, Ялмар Шахт, Функ, Вальтер, Крупп, Густав, Франк, Ганс, Зейсс-Инкварт, Артур, Альфред Розенберг, Нейрат, Константин фон, Фрик, Вильгельм, Штрейхер, Юлиус, Фриче, Ганс и Ширах, Бальдур фон
Истец	Джексон, Роберт, Руденко, Роман Андреевич, Hartley Shawcross, Baron Shawcross[d], Ментон, Франсуа де и Auguste Champetier de Ribes[d]
Судья	Фрэнсис Биддл, John J. Parker[d], Никитченко, Иона Тимофеевич, Волчков, Александр Фёдорович, Geoffrey Lawrence, 1st Baron Oaksey[d], Norman Birkett, 1st Baron Birkett[d], Henri Donnedieu de Vabres[d] и Фалько, Робер
Обвинение	заговор, Агрессия, военное преступление и преступления против человечества
Официальный сайт	museen.nuernberg.de/…​ (нем.)
Доступен по URL	archive.org/details/TheN…
Нюрнбергский процесс на Викискладе

Нюрнбе́ргский проце́сс — международный судебный процесс над бывшими руководителями гитлеровской Германии. Проходил с 10 часов утра 20 ноября 1945 по 1 октября 1946 года в Международном военном трибунале, разместившемся в «Зале 600» нюрнбергского Дворца юстиции.

Ещё в 50-х годах были предприняты попытки создать постоянно действующий международный уголовный суд, который бы рассматривал дела о совершении военных преступлений и преступлений против человечества в будущем, но такой орган (Международный уголовный суд) начал свою деятельность только в 2002 году.^[1]

Организация трибунала[править | править код]

1 ноября 1943 был подписан Секретный протокол Московской конференции Министров иностранных дел СССР, США и Великобритании, 18-м пунктом которого была «Декларация об ответственности гитлеровцев за совершаемые зверства». 2 ноября «Декларация…» была опубликована в газете «Правда» за подписями Рузвельта, Сталина и Черчилля. В заключительном абзаце «Декларации…» было указано:

Эта декларация не затрагивает вопроса о главных преступниках, преступления которых не связаны с определённым географическим местом и которые будут наказаны совместным решением правительств союзников.

— Московская конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании (19—30 окт. 1943 г.): Сборник документов / М-во иностр. дел СССР.— М.: Политиздат, 1984. Т. 1.

Во время Крымской конференции руководителей трёх союзных держав — СССР, США и Великобритании (4—11 февр. 1945 г.) премьер-министр Великобритании Черчилль сказал, «что лучше всего было бы расстрелять главных преступников, как только они будут пойманы». В ходе беседы Сталин настоял, «что перед расстрелом главные преступники должны быть судимы». На вопрос Черчилля, «какова должна быть процедура суда: юридическая или политическая?», Рузвельт заявляет, что процедура не должна быть слишком юридической. При всяких условиях на суд не должны быть допущены корреспонденты и фотографы. Черчилль говорит, что, по его мнению, суд над главными преступниками должен быть политическим, а не юридическим актом. Черчилль хотел бы, чтобы между тремя державами была ясность во взглядах по этому вопросу. Однако ничего на данную тему не должно публиковаться, чтобы главные преступники не стали заранее мстить союзным военнопленным^[2].

Требование о создании Международного военного трибунала содержалось в заявлении Советского правительства от 14 октября 1942 г. «Об ответственности гитлеровских захватчиков и их сообщников за злодеяния, совершаемые ими в оккупированных странах Европы».^[3]

Соглашение о создании Международного военного трибунала и его устава были выработаны СССР, США, Великобританией и Францией в ходе Лондонской конференции, проходившей с 26 июня по 8 августа 1945 года. Совместно разработанный документ отразил согласованную позицию всех 23 стран-участниц конференции, принципы устава утверждены Генеральной Ассамблеей ООН как общепризнанные в борьбе с преступлениями против человечества.
29 августа ещё до суда опубликован первый список главных военных преступников, состоящий из 24 нацистских политиков, военных, идеологов нацизма.

Подготовка к процессу[править | править код]

Развязывание Германией агрессивной войны, применяемый как государственная идеология геноцид, разработанная и поставленная на поток технология массового уничтожения людей на «фабриках смерти», бесчеловечное отношение к военнопленным и их убийство, стали широко известными мировой общественности и требовали соответствующей юридической квалификации и осуждения.

Всё это определило беспрецедентный по масштабам и процедуре характер суда. Этим же могут быть объяснены специфические особенности, неизвестные ранее практике судопроизводства. Так, в параграфах 6 и 9 устава трибунала было установлено, что субъектами обвинения могут также стать определённые группы и организации. В статье 13 суд признавался полномочным самостоятельно определять ход процесса.

Одним из пунктов обвинения, предъявленного в Нюрнберге, было рассмотрение вопроса о военных преступлениях («Kriegsverbrechen»). Этот термин уже использовался на судебном процессе в Лейпциге против Вильгельма II и его военачальников, и потому имел место юридический прецедент (несмотря на то, что процесс в Лейпциге не был международным).

Существенным новшеством было положение, что как обвиняющая сторона, так и защита получили возможность ставить под сомнение компетентность суда, который признавался судом конечной инстанции.

Принципиальное, но не детализированное решение о безусловной вине немецкой стороны было согласовано между союзниками и обнародовано после совещания в Москве в октябре 1943 г. В связи с этим применительно к ней как субъекту судопроизводства казалось не нужным обращаться к принципу презумпции невиновности (лат. praesumptio innocentiae).

Тот факт, что процесс закончится признанием вины обвиняемых, не вызывал ни у кого сомнения, с этим было согласно не только мировое сообщество, но и большинство населения Германии ещё до судебного рассмотрения действий обвиняемой стороны. Вопрос состоял в конкретизации и квалификации степени вины обвиняемых. Вследствие этого процесс был назван процессом о главных военных преступниках (Hauptkriegsverbrecher), и суду был придан статус военного трибунала.

Первый список обвиняемых был согласован на конференции в Лондоне 8 августа 1945 года. В него не вошли ни Гитлер, ни его ближайшие подчинённые Гиммлер и Геббельс, смерть которых была твёрдо установлена, но Борман, который предположительно был убит на улицах Берлина, обвинялся заочно (лат. in contumaciam).

Правила поведения советских представителей на процессе устанавливала «Комиссия по руководству работой советских представителей в Международном трибунале в Нюрнберге». Возглавлял её замминистра иностранных дел СССР Андрей Вышинский.
В Лондон, где победители готовили устав Нюрнбергского трибунала, делегация из Москвы привезла утверждённый в ноябре 1945 г. перечень нежелательных вопросов. В нём было девять пунктов. Первым пунктом был секретный протокол к советско-германскому договору о ненападении и всё, что с ним связано. Последний пункт касался Западной Украины и Западной Белоруссии и проблемы советско-польских отношений. В результате между представителями СССР и союзниками заранее была достигнута договорённость о вопросах, подлежащих обсуждению, и согласован список тем, которые не должны были быть затронуты во время судебного процесса^[4][5].

Как теперь документально установлено (материалы по этому вопросу находятся в ЦГАОР и были обнаружены Н. С. Лебедевой и Ю. Н. Зоря), в момент конституирования Международного военного трибунала в Нюрнберге был составлен специальный список вопросов, обсуждение которых считалось недопустимым. Справедливость требует отметить, что инициатива составления списка принадлежала не советской стороне, но она была немедленно подхвачена Молотовым и Вышинским (разумеется, с одобрения Сталина). Одним из пунктов был советско-германский пакт о ненападении.

— Лев Безыменский. Предисловие к кн.: Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938—1939. —М.: Прогресс, 1990.

Также пункт о уводе гражданского населения оккупированных территорий в рабство и для других целей никак не сопоставлялся с использованием принудительного труда немецкого гражданского населения в СССР.

Основы для проведения процесса в Нюрнберге были изложены в VI абзаце протокола, составленного в Потсдаме 2 августа 1945 г.^[6]

Одним из инициаторов процесса и его ключевой фигурой был обвинитель от США Роберт Джексон.
^[7]
Им был составлен сценарий процесса, на ход которого он оказывал значительное влияние. Он считал себя представителем нового правового мышления и всемерно стремился утвердить его.

Члены трибунала[править | править код]

Международный военный трибунал был сформирован на паритетных началах из представителей четырёх великих держав в соответствии с Лондонским соглашением. В соответствии со ст. 2 Устава Международного Военного трибунала для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси трибунал состоит из 4 членов и их заместителей. Каждая из Подписавшихся Сторон назначает по одному члену и одному заместителю^[8].

Члены трибунала и заместители:

• от СССР: заместитель председателя Верховного Суда Советского Союза генерал-майор юстиции И. Т. Никитченко;

полковник юстиции А. Ф. Волчков;

• от США: бывший генеральный прокурор Ф. Биддл;

судья 4-го апелляционного округа Джон Паркер (англ.);

• от Великобритании: судья Апелляционного суда Англии и Уэльса Джеффри Лоуренс (англ.);

судья Высокого суда Англии Норман Биркет (англ.);

• от Франции: профессор уголовного права Анри Доннедье де Вабр (англ.);

бывший судья Парижского апелляционного суда Робер Фалько.

Согласно разделу III Устава Нюрнбергского трибунала каждая из Подписавшихся Сторон назначит главного обвинителя для расследования дел и обвинения главных военных преступников^[8].

Главные обвинители, их заместители и помощники:

• от Великобритании: Хартли Шоукросс (англ.) (заместитель Дэвид Максуэлл-Файф (англ.));
• от СССР: прокурор УССР Р. А. Руденко^[9] (заместитель: Ю. В. Покровский^[10], помощники: Н. Д. Зоря, Д. С. Карев^[11], Л. Н. Смирнов, Л. Р. Шейнин);
• от США: судья Верховного суда США Роберт Джексон (заместители: Томас Додд (англ.), Телфорд Тейлор);
• от Франции: Франсуа де Ментон (англ.), который в первые дни процесса отсутствовал, и его заменял Шарль Дюбост (фр.), а затем вместо де Ментона был назначен Шампетье де Риб (англ.) (заместитель: Эдгар Фор).

Обвинения[править | править код]

1. Планы нацистской партии:
   • Использование нацистского контроля для агрессии против иностранных государств.
   • Агрессивные действия против Австрии, Чехословакии и Польши
   • Агрессивная война против всего мира (1939—1945).
   • Вторжение Германии на территорию СССР в нарушение пакта о ненападении от 23 августа 1939 года.
   • Сотрудничество с Италией и Японией и агрессивная война против США (ноябрь 1936 года — декабрь 1941 года).
2. Преступления против мира:
   • «Все обвиняемые и различные другие лица в течение ряда лет до 8 мая 1945 года участвовали в планировании, подготовке, развязывании и ведении агрессивных войн, которые также являлись войнами в нарушение международных договоров, соглашений и обязательств».
3. Военные преступления:
   • Убийства и жестокое обращение с гражданским населением на оккупированных территориях и в открытом море.
   • Увод гражданского населения оккупированных территорий в рабство и для других целей.
   • Убийства и жестокое обращение с военнопленными и военнослужащими стран, с которыми Германия находилась в состоянии войны, а также с лицами, находившимися в плавании в открытом море.
   • Бесцельные разрушения больших и малых городов и деревень, опустошения, не оправданные военной необходимостью.
   • Германизация оккупированных территорий.
4. Преступления против человечности:
   • Обвиняемые проводили политику преследования, репрессий и истребления противников нацистского правительства. Нацисты бросали в тюрьмы людей без судебного процесса, подвергали их преследованиям, унижениям, порабощению, пыткам, убивали их.

Из обвинительной речи Роберта Джексона:

Гитлер не унёс всю ответственность с собой в могилу. Вся вина не завернута в саван Гиммлера. Эти живые избрали этих мёртвых себе в сообщники в этом грандиозном братстве заговорщиков, и за преступления, которые они совершили вместе, должен заплатить каждый из них.

Можно сказать, что Гитлер совершил своё последнее преступление против страны, которой он правил. Он был безумным мессией, который начал войну без причины и бессмысленно продолжал её. Если он не мог больше править, то ему было всё равно, что будет с Германией…

Они стоят перед этим судом, как запятнанный кровью Глостер стоял перед телом своего убитого короля. Он умолял вдову, как они умоляют вас: «Скажи, что я их не убивал». И королева ответила: «Тогда скажи, что они не убиты. Но они мертвы». Если вы скажете, что эти люди невиновны, это всё равно, что сказать, что не было войны, нет убитых, не было преступления.

Из обвинительной речи главного обвинителя от СССР Романа Руденко:

Господа Судьи!

Для осуществления задуманных ими злодеяний главари фашистского заговора создали систему преступных организаций, которой была посвящена моя речь. Ныне те, кто поставили целью установить господство над миром и истребление народов, с трепетом ждут грядущего приговора суда. Этот приговор должен настичь не только посаженных на скамью подсудимых авторов кровавых фашистских «идей», главных организаторов преступлений гитлеризма. Ваш приговор должен осудить всю преступную систему германского фашизма, ту сложную, широко разветвленную сеть партийных, правительственных, эсэсовских, военных организаций, которые непосредственно претворяли в жизнь злодейские предначертания главных заговорщиков. На полях битв человечество уже вынесло свой приговор преступному германскому фашизму. В огне величайших в истории человечества боёв героической Советской Армией и доблестными войсками союзников были не только разгромлены гитлеровские орды, но утверждены высокие и благородные принципы международного сотрудничества, человеческой морали, гуманные правила человеческого общежития. Обвинение выполнило свой долг перед высоким судом, перед светлой памятью невинных жертв, перед совестью народов, перед своей собственной совестью.

Да свершится же над фашистскими палачами суд народов — справедливый и суровый.

Ход процесса[править | править код]

Всего было проведено 403^[12] судебных слушания, председателем суда был представитель Великобритании Дж. Лоуренс. Были представлены различные доказательства, среди них впервые появились т. н. «секретные протоколы» к пакту Молотова-Риббентропа (были представлены адвокатом Рудольфа Гесса А. Зайдлем).

Из-за послевоенного обострения отношений между СССР и Западом процесс шёл напряжённо, это давало обвиняемым надежду на развал процесса. Особенно ситуация накалилась после Фултонской речи Черчилля. Поэтому обвиняемые вели себя смело, умело тянули время, рассчитывая, что грядущая война поставит крест на процессе (более всего этому способствовал Геринг). В конце процесса обвинением СССР был предоставлен фильм о концлагерях Майданек, Заксенхаузен, Аушвиц, снятый фронтовыми кинооператорами Красной армии.

Фотогалерея[править | править код]

Приговор[править | править код]

1 октября 1946 года Международный военный трибунал вынес приговор:

• К смертной казни через повешение приговорены:

Трибунал признал преступными организации СС, СД, гестапо^[13] и руководящий состав нацистской партии.

Нацистский кабинет министров, Генеральный штаб и Верховное командование вермахта (OKW) преступными организациями признаны не были.^[7]

Советский судья И. Т. Никитченко подал особое мнение, где возражал против оправдания Фриче, Папена и Шахта, непризнания германского кабинета министров, Генштаба и ОКВ преступными организациями, а также пожизненного заключения (а не смертной казни) для Рудольфа Гесса.

Йодль был посмертно полностью оправдан^[14][15] при пересмотре дела мюнхенским судом в 1953 году, но позже под давлением США это решение было аннулировано^[16].

Ряд осуждённых подали прошения в Контрольную комиссию союзников по Германии: Геринг, Гесс, Риббентроп, Заукель, Йодль, Кейтель, Зейсс-Инкварт, Функ, Дениц и Нейрат — о помиловании; Редер — о замене пожизненного заключения смертной казнью; Геринг, Йодль и Кейтель — о замене повешения расстрелом, если просьбу о помиловании не удовлетворят. Все эти ходатайства были отклонены.

15 августа 1946 года американское управление информации опубликовало обзор проведённых опросов, согласно которым подавляющее число немцев (около 80 %) считало Нюрнбергский процесс справедливым, а виновность подсудимых неоспоримой; около половины опрошенных ответили, что подсудимым должен быть вынесен смертный приговор; только 4 % отозвались о процессе отрицательно^[17].

Казнь и кремация тел приговорённых к смертной казни[править | править код]

Смертные приговоры были приведены в исполнение в ночь на 16 октября 1946 года в спортзале Нюрнбергской тюрьмы. Геринг отравился в тюрьме незадолго до казни (существует несколько предположений, как он получил капсулу с ядом, в том числе, что она была передана женой во время последнего свидания при поцелуе). Приговор в исполнение приводили американские солдаты — профессиональный палач Джон Вудз и доброволец Джозеф Малта. Один из свидетелей казни, писатель Борис Полевой, опубликовал свои воспоминания о казни.

Идя на виселицу, большая часть из них сохраняли присутствие духа. Некоторые вели себя вызывающе, другие смирились со своей судьбой, но были и такие, которые взывали к Божьей милости. Все, кроме Розенберга, сделали в последнюю минуту короткие заявления. И только Юлиус Штрайхер упомянул Гитлера. В спортивном зале, в котором ещё 3 дня назад американские охранники играли в баскетбол, стояли три черные виселицы, из которых были использованы две. Вешали по одному, но чтобы скорее закончить, очередного нациста вводили в зал тогда, когда предыдущий ещё болтался на виселице.

Приговорённые поднимались по 13 деревянным ступенькам к платформе высотой 8 футов. Веревки свешивались с балок, поддерживаемых двумя столбами. Повешенный падал во внутренность виселицы, дно которой с одной стороны было завешено темными шторами, а с трёх сторон было заставлено деревом, чтобы никто не видел предсмертные муки повешенных.

После казни последнего осуждённого (Зейса-Инкварта) в зал внесли носилки с телом Геринга, чтобы он занял символическое место под виселицей, а также чтобы журналисты убедились в его смерти.

После казни тела повешенных и труп самоубийцы Геринга положили в ряд. «Представители всех союзных держав, — писал один из советских журналистов, — осмотрели их и расписались на свидетельствах о смерти. Были сделаны фотоснимки каждого тела, одетого и обнажённого. Потом каждый труп завернули в матрац вместе с последней одеждой, которая на нём была, и верёвкой, на которой он был повешен, и положили в гроб. Все гробы были опечатаны. Пока управлялись с остальными телами, было принесено на носилках и тело Геринга, накрытое армейским одеялом… В 4 часа утра гробы погрузили в 2,5-тонные грузовики, ожидавшие в тюремном дворе, накрыли непромокаемым брезентом и повезли в сопровождении военного эскорта. В передней машине ехал американский капитан, следом за ними — французский и американский генералы. Потом следовали грузовики и охраняющий их джип со специально отобранными солдатами и пулемётом. Конвой проехал по Нюрнбергу и, выехав из города, взял направление на юг.

С рассветом они подъехали к Мюнхену и сразу направились на окраину города к крематорию, владельца которого предупредили о прибытии трупов «четырнадцати американских солдат». Трупов на самом деле было только одиннадцать, но так сказали затем, чтобы усыпить возможные подозрения персонала крематория. Крематорий окружили, с солдатами и танкистами оцепления была налажена радиосвязь на случай какой-нибудь тревоги. Всякому, кто заходил в крематорий, не разрешалось выйти обратно до конца дня. Гробы были распечатаны, тела проверены американскими, британскими, французскими и советскими офицерами, присутствовавшими при казни, для уверенности, что их не подменили по дороге. После этого немедленно началась кремация, которая продолжалась весь день. Когда и с этим делом покончили, к крематорию подъехал автомобиль, в него положили контейнер с пеплом^[18]

По словам Б. Полевого, пепел развеяли с самолёта по ветру. По другим, более достоверным сведениям, ночью 18 октября прах казнённых фашистских преступников высыпали в Мюнхене с моста Мариенклаузен в реку Изар^[19].

Судьба других осуждённых[править | править код]

Приговорённые к разным тюремным срокам Редер, Функ, фон Ширах, Шпеер, Дёниц, Гесс и фон Нейрат отбывали наказание в берлинской тюрьме Шпандау. После того, как в 1966 году на свободу вышли Шпеер и фон Ширах, в тюрьме остался один Гесс. До 1987 года Гесс отбывал срок в одиночестве и был единственным заключённым тюрьмы. 17 августа 1987 года Гесса нашли повешенным в беседке во дворе тюрьмы. Расследованием обстоятельств смерти Рудольфа Гесса занималось Бюро специальных расследований британской Королевской военной полиции. В 2013 году результаты расследования были рассекречены и опубликованы в сети Интернет на сайте правительства Великобритании. Однако анализ опубликованных материалов показывает, что часть из них сфальсифицирована, а так называемая «предсмертная записка» не является той запиской, которую извлекли из карманов заключенного после его смерти^[20].

Другие Нюрнбергские процессы[править | править код]

После главного процесса (Main War Criminal Trial) последовал ряд более частных процессов с другим составом обвинителей и судей^[21]:

Значение[править | править код]

Вынеся обвинительный приговор главным нацистским преступникам, Международный военный трибунал признал агрессию тягчайшим преступлением международного характера. Нюрнбергский процесс иногда называют «Судом истории», поскольку он оказал существенное влияние на окончательный разгром нацизма.

На суде в Нюрнберге я сказал: «Если бы у Гитлера были друзья, я был бы его другом. Я обязан ему вдохновением и славой моей молодости так же, как позднее ужасом и виной».

В образе Гитлера, каким он был по отношению ко мне и другим, можно уловить некоторые симпатичные черты. Возникает также впечатление человека, во многих отношениях одаренного и самоотверженного. Но чем дольше я писал, тем больше я чувствовал, что речь шла при этом о поверхностных качествах.

Потому что таким впечатлениям противостоит незабываемый урок: Нюрнбергский процесс. Я никогда не забуду один фотодокумент, изображающий еврейскую семью, идущую на смерть: мужчина со своей женой и своими детьми на пути к смерти. Он и сегодня стоит у меня перед глазами.

В Нюрнберге меня приговорили к двадцати годам тюрьмы. Приговор военного трибунала, как бы несовершенно ни изображали историю, попытался сформулировать вину. Наказание, всегда мало пригодное для измерения исторической ответственности, положило конец моему гражданскому существованию. А та фотография лишила мою жизнь основы. Она оказалась долговечнее приговора.

Главному Нюрнбергскому процессу посвящены:

• американский художественный фильм «Нюрнберг» (Nuremberg) (2000);
• польский художественный фильм «Нюрнбергский эпилог» (1971)
• российский документальный фильм «Нюрнберг. Последняя схватка»^[22].
• российский художественный фильм «Контригра» (2011)
• немецкий документальный фильм «Нюрнбергский процесс» (Michael Kloft, 1997 г.)

Суды над военными преступниками меньшего значения продолжались в Нюрнберге вплоть до 50-х годов XX века (см. Последующие Нюрнбергские процессы), но не в Международном трибунале, а в американском суде.
Одному из них посвящён американский художественный фильм «Нюрнбергский процесс» (1961).

Критика[править | править код]

В немецкой печати были высказаны сомнения в моральном праве ряда обвинителей и судей обвинять и судить нацистов, так как эти обвинители и судьи сами были причастны к политическим репрессиям. Так советский обвинитель Руденко являлся причастным к массовым сталинским репрессиям на Украине, его британский коллега Дин был известен своим участием в выдаче СССР советских граждан, обвинявшихся в коллаборационизме, судьи из США Кларк (Clark) и Бидл организовывали концлагеря для японцев-жителей США^[23]. Советский судья И. Т. Никитченко участвовал в вынесении сотен приговоров невиновным во время Большого террора.

Немецкие юристы критиковали следующие особенности процесса^[24]:

• Судопроизводство велось от лица союзников, то есть потерпевшей стороны, что не соответствовало многовековой юридической практике, в соответствии с которой обязательным требованием законности вынесенного вердикта была независимость и нейтральность судей, которые никоим образом не должны быть заинтересованы в вынесении того или иного решения.
• В формулировку процесса были введены два новых, ранее не известных традиции судопроизводства пункта, а именно: «Подготовка военного нападения» (Vorbereitung des Angriffskrieges) и «Преступления против мира» (Verschwörung gegen den Frieden). Тем самым не был использован принцип Nulla poena sine lege, согласно которому кому бы то ни было не может быть предъявлено обвинение без сформулированного ранее определения состава преступления и соответствующей ему степени наказания.
• Наиболее спорным, по мнению немецких юристов, был пункт «Преступления против человечности» (Verbrechen gegen Menschlichkeit), поскольку он в рамках известного суду законодательства в равной степени мог бы быть применён как к обвиняемым (бомбардировки Ковентри, Роттердама и пр.), так и к обвинителям (бомбардировка Дрездена, атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки и т. д.)

Обоснованность использования такого пункта законодательно была бы оправдана в двух случаях: либо при допущении, что они возможны в военной ситуации и были совершены также и обвиняющей стороной, следовательно, становятся юридически ничтожными, либо при признании, что совершение преступлений, аналогичных преступлениям Третьего рейха, подлежит осуждению в любом случае, даже если они были совершены и странами-победительницами.

Свои сожаления о недостаточно проявленном судом гуманизме выразила католическая церковь. Собравшиеся в Фульде на конференцию представители католического духовенства, не возражая против необходимости суда и осуждения, отметили, что применявшееся во время процесса «особенная форма права» привела ко множественным проявлениям несправедливости в процессе последовавшей денацификации и отрицательно сказалась на морали нации. Это мнение было сообщено представителю американской военной администрации кардиналом Кёльна Йозефом Фрингсом 26 августа 1948 года.
^[25]

Ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН Юрий Жуков утверждал, что в ходе суда советская делегация заключила с делегациями джентльменское соглашение о забвении пакта Молотова-Риббентропа и Мюнхенского сговора^[26].

Рассмотрение Катынского дела в Нюрнберге[править | править код]

Участники процесса от нейтральных стран — Швеции и Швейцарии — поставили вопрос об учёте взаимной вины в нарушении права человека на жизнь, в том числе при массовых убийствах.

Особую остроту этот вопрос приобрёл в связи с предъявлением суду материалов по Катыни, поскольку в то время советское правительство категорически исключало свою ответственность за убийство пленных 4143 польских офицеров и исчезновение на своей территории ещё 10 000 офицеров. 14 февраля утром, неожиданно для всех, один из советских обвинителей (Покровский) в контексте обвинений в преступлениях против чехословацких, польских и югославских пленных начал говорить о преступлении немцев в Катыни, зачитав выводы из доклада советской комиссии Бурденко. Как показывают документы, советское обвинение было твердо уверено, что в соответствии со статьёй 21 Устава трибунала суд примет выводы официальной комиссии страны-союзника как доказанный факт. Однако, к возмущению советской делегации, суд согласился на требование защитника Геринга доктора Штаммера провести по этому вопросу специальные слушания, ограничив однако число свидетелей (по 3 с каждой стороны).

Слушания по Катынскому делу состоялись 1-2 июля 1946 года. Свидетелями обвинения выступили бывший заместитель обер-бургомистра Смоленска профессор-астроном Б. В. Базилевский, профессор В. И. Прозоровский (как эксперт-медик) и болгарский эксперт М. А. Марков. Марков после ареста кардинально изменил свои взгляды на Катынь; его роль на процессе заключалась в компрометации выводов международной комиссии. Базилевский на суде повторил показания, данные в комиссии НКВД-НКГБ и потом перед иностранными журналистами в комиссии Бурденко; в частности, заявив, что о расстреле поляков немцами ему сообщил бургомистр Б. Г. Меньшагин; сам Меньшагин в воспоминаниях называет это ложью^[27].

Главным свидетелем защиты явился бывший командир 537 полка связи полковник Фридрих Аренс, который был объявлен комиссиями «органов» и Бурденко главным организатором расстрелов как оберст-лейтенант (подполковник) Аренс, командир «537 строительного батальона». Адвокаты без особого труда доказали суду, что он появился в Катыни лишь в ноябре 1941 года и по роду деятельности (связь) не мог иметь ничего общего с массовыми расстрелами, после чего Аренс и превратился в свидетеля защиты, наряду со своими сослуживцами лейтенантом Р. фон Эйхборном и генералом Е. Оберхойзером. Выступить в качестве свидетеля защиты вызвался также член международной комиссии доктор Франсуа Навиль (Швейцария), но суд его не вызвал. 1—3 июля 1946 года суд выслушал свидетелей. В результате, в приговоре катынский эпизод не фигурировал^{[28][29][30][31][32]}. Советская пропаганда пыталась выдать за признание трибуналом немецкой вины за Катынь тот факт, что этот эпизод наличествует в «материалах процесса» (то есть в материалах обвинения),^[33], но за пределами СССР однозначно восприняли исход слушаний по Катыни как доказательство невиновности немецкой стороны и, следовательно, виновности советской^[34].

Странная смерть Николая Зори[править | править код]

Сначала было решено, что обвинителем от советской стороны будет назначенный на должность заместителя Прокурора СССР 38-летний Николай Зоря^[35]. 11 февраля 1946 года он допрашивал фельдмаршала Паулюса. О допросе на следующий день писали все газеты, но в момент, когда Зоря заявил, что теперь будут «представлены материалы и показания людей, располагающих достоверными сведениями о том, как на самом деле проходила подготовка нападения на Советский Союз», кабины советских переводчиков были отключены. Сталин приказал, чтобы дальше Паулюса допрашивал главный советский обвинитель Роман Руденко^[35].

Зоря получил приказ не допустить показаний Риббентропа о существовании секретного протокола к советско-германскому договору о ненападении. Риббентроп и его заместитель Вайцзеккер под присягой раскрыли его содержание. Это произошло 22 мая 1946 года. На следующий день Зорю нашли мёртвым, на Гюнтермюллерштрассе, 22 в Нюрнберге в своей постели с аккуратно лежащим рядом пистолетом. В советской печати и по радио было объявлено о том, что он неаккуратно обращался с личным оружием, хотя родственникам было сообщено о самоубийстве^[35][36]. Сын Зори Юрий, впоследствии посвятивший себя исследованию Катынского дела, связывал гибель отца именно с этим делом. По его сведениям, Зоря, готовившийся к катынским заседаниям, пришёл к убеждению, что советское обвинение ложно и поддержать его он не может. Накануне гибели Зоря просил непосредственного начальника — генерального прокурора Горшенина — срочно организовать ему поездку в Москву для доклада Вышинскому о сомнениях, возникших у него при изучении катынских документов, так как с этими документами он выступать не может. На следующее утро Зорю нашли мёртвым. Среди советской делегации ходили слухи, будто Сталин сказал: «похоронить, как собаку!»^[37][38][39].

Музей[править | править код]

В 2010 году в помещении, где проходили судебные заседания, был открыт Музей истории Нюрнбергского процесса.

На создание музея было потрачено более 4 млн евро^[40].

См. также[править | править код]

Примечания[править | править код]

Литература[править | править код]

• Лебедева Н. С. Подготовка Нюрнбергского процесса. — М.: Наука, 1975.
• Рагинский М. Ю. Нюрнберг: перед судом истории. Воспоминания участника Нюрнбергского процесса. — М.: Политиздат, 1986. — 207 с. — 300 000 экз.
• Нюрнбергские процессы 1945—49 / Савенков А. Н. // Николай Кузанский — Океан. — М. : Большая российская энциклопедия, 2013. — С. 451-452. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—2017, т. 23). — ISBN 978-5-85270-360-6.
• Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны, 1941—1945 гг.: Сборник документов. Т. 1. Московская конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании (19—30 окт. 1943 г.) / Министерство иностранных дел СССР. — М.: Политиздат, 1984. — 384 с.
• Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны, 1941—1945 гг.: Сборник документов. Т. 4. Крымская конференция руководителей трёх союзных держав — СССР, США и Великобритании (4—11 февр. 1945 г.) / Министерство иностранных дел СССР. — М.: Политиздат, 1984. — 302 с., ил.

Ссылки[править | править код]

	Портал «Вторая мировая война»
	Нюрнбергский процесс в Викитеке
	Нюрнбергский процесс на Викискладе
	Проект «Вторая мировая война»

На русском языке

• Приговор трибунала
• Документальный фильм Романа Кармена «Суд народов» (1946).
• Нюрнбергский процесс. Сборник материалов в 2-х томах. — М.: Госюриздат, 1954.
• Нюрнбергский процесс. Сборник материалов в 8-ми томах. — М.: Юридическая литература, 1987—1999. — ISBN 5-7260-0015-3
• Нюрнбергский процесс 1945-46
• Спецпроект портала МГИМО «Нюрнбергский процесс: 65 лет с момента начала»
• Интервью с синхронным переводчиком в зале суда Т. А. Рузской
• Уроки Нюрнберга
• А. Полторак. Нюрнбергский эпилог (Мемуары)
• Международное уголовное правосудие: наказание за военные преступления
• Нюрнбергский процесс
• Фильм «Нюрнберг: 40 лет спустя» (1986)
• Нюрнбергский процесс: история и современность (Официальный сайт Министерства обороны России)
• К 70-летию Нюрнбергского трибунала (Официальный сайт Министерства обороны России)

На английском языке

• The Library of Congress. Trial of the Major War Criminals
• The Avalon Project. The Nuremberg War Crimes Trials
• Nuremberg фильм на IMDB
• Film Nuernberg: 40 Years Later (1986)
• Judgment at Nuremberg (1961) фильм на IMDB

Как правильно пишется словосочетание «Нюрнбергский процесс»

Нюрнбе́ргский проце́сс

Нюрнбе́ргский проце́сс

Источник: Орфографический
академический ресурс «Академос» Института русского языка им. В.В. Виноградова РАН (словарная база
2020)

Ню́рнбергский проце́сс — международный судебный процесс над бывшими руководителями гитлеровской Германии. Проходил с 20 ноября 1945 с 10 часов утра, по 1 октября 1946 года в Международном военном трибунале в Нюрнберге (Германия).

Только в 50-х годах были предприняты попытки создать постоянно действующий международный уголовный суд, который бы рассматривал дела о совершении военных преступлений и преступлений против человечности в будущем, но такой орган начал свою деятельность только в 2002 году.^[1]

Организация трибунала

В 1942 г. премьер-министр Великобритании Черчилль заявлял, что нацистская верхушка должна быть казнена без суда. Это мнение он не раз высказывал и в дальнейшем. Когда Черчилль пытался навязать свое мнение Сталину, то Сталин возразил: «Что бы ни произошло, на это должно быть… соответствующее судебное решение. Иначе люди скажут, что Черчилль, Рузвельт и Сталин просто отомстили своим политическим врагам!»».[2][3] Рузвельт, услышав, что Сталин настаивает на суде, в свою очередь заявил, что процедура суда не должна быть «слишком юридической».[4]

Требование о создании Международного военного трибунала содержалось в заявлении Советского правительства от 14 октября 1942 г. «Об ответственности гитлеровских захватчиков и их сообщников за злодеяния, совершаемые ими в оккупированных странах Европы».[5]

Соглашение о создании Международного военного трибунала и его устава были выработаны СССР, США, Великобританией и Францией в ходе лондонской конференции, проходивший с 26 июня по 8 августа 1945 года. Совместно разработанный документ отразил согласованную позицию всех 23 стран-участниц конференции, принципы устава утверждены Генеральной Ассамблеей ООН как общепризнанные в борьбе с преступлениями против человечества. 29 августа опубликован первый список главных военных преступников, состоящий из 24 нацистских политиков, военных, идеологов фашизма.

Список подсудимых

В первоначальный список обвиняемых подсудимые были включены в следующем порядке:

1. Герман Вильгельм Геринг (нем. Hermann Wilhelm Göring), рейхсмаршал, главнокомандующий военно-воздушными силами Германии
2. Рудольф Гесс (нем. Rudolf Heß), заместитель Гитлера по руководству нацистской партией.
3. Иоахим фон Риббентроп (нем. Ullrich Friedrich Willy Joachim von Ribbentrop), министр иностранных дел нацистской Германии.
4. Вильгельм Кейтель (нем. Wilhelm Keitel), начальник штаба Верховного главнокомандования вооруженными силами Германии.
5. Роберт Лей (нем. Robert Ley), глава Трудового фронта
6. Эрнст Кальтенбруннер (нем. Ernst Kaltenbrunner), руководитель РСХА.
7. Альфред Розенберг (нем. Alfred Rosenberg), один из главных идеологов нацизма, рейхсминистр по делам Восточных территорий.
8. Ганс Франк (нем. Dr. Hans Frank), глава оккупированных польских земель.
9. Вильгельм Фрик (нем. Wilhelm Frick), министр внутренних дел рейха.
10. Юлиус Штрайхер (нем. Julius Streicher), гауляйтер, главный редактор газеты «Штурмовик» (нем. Der Stürmer — Дер Штюрмер).
11. Вальтер Функ (нем. Walther Funk), министр экономики после Шахта.
12. Ялмар Шахт (нем. Hjalmar Schacht), имперский министр экономики перед войной.
13. Густав Крупп фон Болен унд Гальбах (нем. Gustav Krupp von Bohlen und Halbach), глава концерна «Фридрих Крупп».
14. Карл Дёниц (нем. Karl Dönitz), гросс-адмирал флота Третьего рейха, главнокомандующий военно-морского флота Германии, после смерти Гитлера и в соответствии его посмертного завещания — президент Германии
15. Эрих Редер (нем. Erich Raeder), главнокомандующий ВМФ.
16. Бальдур фон Ширах (нем. Baldur Benedikt von Schirach), глава гитлерюгенда, гауляйтер Вены.
17. Фриц Заукель (нем. Fritz Sauckel), руководитель принудительными депортациями в рейх рабочей силы с оккупированных территорий.
18. Альфред Йодль (нем. Alfred Jodl), начальник штаба оперативного руководства ОКВ
19. Мартин Борман (нем. Martin Bormann), глава партийной канцелярии, обвинялся заочно.
20. Франц фон Папен (нем. Franz Joseph Hermann Michael Maria von Papen), канцлер Германии до Гитлера, затем посол в Австрии и Турции.
21. Артур Зейсс-Инкварт (нем. Dr. Arthur Seyß-Inquart), канцлер Австрии, затем имперский комиссар оккупированной Голландии.
22. Альберт Шпеер (нем. Albert Speer), имперский министр вооружений.
23. Константин фон Нейрат (нем. Konstantin Freiherr von Neurath), в первые годы правления Гитлера министр иностранных дел, затем наместник в протекторате Богемии и Моравии.
24. Ганс Фриче (нем. Hans Fritzsche), руководитель отдела печати и радиовещания в министерстве пропаганды.

18 октября 1945 обвинительное заключение было вручено Международному военному трибуналу и через его секретариат передано каждому из обвиняемых. За месяц до начала процесса каждому из них было вручено обвинительное заключение на немецком языке.

Ремарки к обвинению

Обвиняемых попросили написать на нём их отношение к обвинению. Редер и Лей не написали ничего (ответом Лея фактически стало его самоубийство вскоре после предъявления обвинений), а остальные обвиняемые написали следующее:

1. Герман Вильгельм Геринг: «Победитель — всегда судья, а побеждённый — обвиняемый!»
2. Рудольф Гесс: «Я ни о чём не сожалею»
3. Иоахим фон Риббентроп: «Обвинение предъявлено не тем людям»
4. Вильгельм Кайтель: «Приказ для солдата — есть всегда приказ!»
5. Эрнст Кальтенбруннер: «Я не несу ответственности за военные преступления, я лишь выполнял свой долг как руководитель разведывательных органов, и отказываюсь служить неким эрзацем Гиммлера»
6. Альфред Розенберг: «Я отвергаю обвинение в „заговоре“. Антисемитизм являлся лишь необходимой оборонительной мерой»
7. Ганс Франк: «Я рассматриваю данный процесс как угодный Богу высший суд, призванный разобраться в ужасном периоде правления Гитлера и завершить его»
8. Вильгельм Фрик: «Всё обвинение основано на предположении об участии в заговоре»
9. Юлиус Штрайхер: «Данный процесс — триумф мирового еврейства»
10. Ялмар Шахт: «Я вообще не понимаю, почему мне предъявлено обвинение»
11. Вальтер Функ: «Никогда в жизни я ни сознательно, ни по неведению не предпринимал ничего, что давало бы основания для подобных обвинений. Если я по неведению или вследствие заблуждений и совершил деяния, перечисленные в обвинительном заключении, то следует рассматривать мою вину в ракурсе моей личной трагедии, но не как преступление»
12. Карл Дёниц: «Ни один из пунктов обвинения не имеет ко мне ни малейшего отношения. Выдумки американцев!»
13. Бальдур фон Ширах: «Все беды — от расовой политики»
14. Фриц Заукель: «Пропасть между идеалом социалистического общества, вынашиваемым и защищаемым мною, в прошлом моряком и рабочим, и этими ужасными событиями — концентрационными лагерями — глубоко потрясла меня»
15. Альфред Йодль: «Вызывает сожаление смесь справедливых обвинений и политической пропаганды»
16. Франц фон Папен: «Обвинение ужаснуло меня, во-первых, осознанием безответственности, в результате которой Германия оказалась ввергнута в эту войну, обернувшейся мировой катастрофой, а во-вторых, теми преступлениями, которые были совершены некоторыми из моих соотечественников. Последние необъяснимы с психологической точки зрения. Мне кажется, во всём виноваты годы безбожия и тоталитаризма. Именно они и превратили Гитлера в патологического лжеца»
17. Артур Зейсс-Инкварт: «Хочется надеяться, что это — последний акт трагедии Второй мировой войны»
18. Альберт Шпеер: «Процесс необходим. Даже авторитарное государство не снимает ответственности с каждого в отдельности за содеянные ужасные преступления»
19. Константин фон Нейрат: «Я всегда был против обвинений без возможной защиты»
20. Ганс Фриче: «Это ужасное обвинение всех времён. Ужаснее может быть лишь одно: грядущее обвинение, которое предъявит нам немецкий народ за злоупотребление его идеализмом»

Обвинялись также группы или организации, к которым принадлежали подсудимые.

Ещё до начала судебных слушаний, после ознакомления с обвинительным заключением, 25 ноября 1945 года в камере покончил жизнь самоубийством глава Трудового фронта Роберт Лей. Густав Крупп был признан медицинской комиссией неизлечимо больным, и дело по нему было прекращено до суда.

Остальные обвиняемые предстали перед судом.

Ход процесса

Международный военный трибунал был сформирован на паритетных началах из представителей четырёх великих держав в соответствии с Лондонским соглашением.

Члены трибунала

• от США: бывший генеральный прокурор страны Ф. Биддл.
• от СССР: заместитель председателя Верховного Суда Советского Союза генерал-майор юстиции И. Т. Никитченко.
• от Великобритании: главный судья, лорд Джеффри Лоуренс.
• от Франции: профессор уголовного права А. Доннедье де Вабр.

Каждая из 4-х стран направила на процесс своих главных обвинителей, их заместителей и помощников:

• от США: судья Верховного суда США Роберт Джексон.
• от СССР: генеральный прокурор УССР Р. А. Руденко.
• от Великобритании: Хартли Шоукросс
• от Франции: Франсуа де Ментон, который в первые дни процесса отсутствовал, и его заменял Шарль Дюбост, а затем вместо де Ментона был назначен Шампентье де Риб.

Всего было проведено 216 судебных слушаний, председателем суда был представитель Великобритании Дж. Лоуренс. Были представлены различные доказательства, среди них впервые появились т. н. «секретные протоколы» к пакту Молотова-Риббентропа (были представлены адвокатом И. Риббентропа А. Зайдлем).

Из-за послевоенного обострения отношений между СССР и Западом процесс шёл напряжённо, это давало обвиняемым надежду на развал процесса. Особенно ситуация накалилась после Фултонской речи Черчилля, когда возникла реальная возможность войны против СССР. Поэтому обвиняемые вели себя смело, умело тянули время, рассчитывая, что грядущая война поставит крест на процессе (более всего этому способствовал Геринг). В конце процесса обвинением СССР был предоставлен фильм о концлагерях Майданека, Заксенхаузена, Освенцим, снятый фронтовыми кинооператорами Советской армии.

Обвинения

1. Планы нацистской партии:
   • Использование нацистского контроля для агрессии против иностранных государств.
   • Агрессивные действия против Австрии и Чехословакии.
   • Нападение на Польшу.
   • Агрессивная война против всего мира (1939—41).
   • Вторжение Германии на территорию СССР в нарушение пакта о ненападении от 23 августа 1939 года.
   • Сотрудничество с Италией и Японией и агрессивная война против США (ноябрь 1936 года — декабрь 1941 года).
2. Преступления против мира:
   • «Все обвиняемые и различные другие лица в течение ряда лет до 8 мая 1945 года участвовали в планировании, подготовке, развязывании и ведении агрессивных войн, которые также являлись войнами в нарушение международных договоров, соглашений и обязательств».
3. Военные преступления:
   • Убийства и жестокое обращение с гражданским населением на оккупированных территориях и в открытом море.
   • Увод гражданского населения оккупированных территорий в рабство и для других целей.
   • Убийства и жестокое обращение с военнопленными и военнослужащими стран, с которыми Германия находилась в состоянии войны, а так же с лицами, находившимися в плавании в открытом море.
   • Бесцельные разрушения больших и малых городов и деревень, опустошения, не оправданные военной необходимостью.
   • Германизация оккупированных территорий.
4. Преступления против человечности:
   • Обвиняемые проводили политику преследования, репрессий и истребления врагов нацистского правительства. Нацисты бросали в тюрьмы людей без судебного процесса, подвергали их преследованиям, унижениям, порабощению, пыткам, убивали их.

Гитлер не унес всю ответственность с собой в могилу. Вся вина не завернута в саван Гиммлера. Эти живые избрали этих мертвых себе в сообщники в этом грандиозном братстве заговорщиков, и за преступление, которые они совершили вместе, должен заплатить каждый из них.

Можно сказать, что Гитлер совершил свое последнее преступление против страны, которой он правил. Он был безумным мессией, который начал войну без причины и бессмысленно продолжал её. Если он не мог больше править, то ему было все равно, что будет с Германией…

Они стоят перед этим судом, как запятнанный кровью Глостер стоял перед телом своего убитого короля. Он умолял вдову, как они умоляют вас: «Скажи, что я их не убивал». И королева ответила: «Тогда скажи, что они не убиты. Но они мертвы». Если вы скажете, что эти люди невиновны, это все равно, что сказать, что не было войны, нет убитых, не было преступления.

— Из обвинительной речи Роберта Джексона

Приговор

Международный военный трибунал приговорил:

• К смертной казни через повешение: Геринга, Риббентропа, Кайтеля, Кальтенбруннера, Розенберга, Франка, Фрика, Штрайхера, Заукеля, Зейсс-Инкварта, Бормана (заочно), Йодля.
• К пожизненному заключению: Гесса, Функа, Редера.
• К 20 годам тюремного заключения: Шираха, Шпеера.
• К 15 годам тюремного заключения: Нейрата.
• К 10 годам тюремного заключения: Дёница.
• Оправданы: Фриче, Папен, Шахт

Советский судья И. Т. Никитченко подал особое мнение, где возражал против оправдания Фриче, Папена и Шахта, непризнания германского кабинета министров, Генштаба и верховного главнокомандования преступными организациями, а также пожизненного заключения (а не смертной казни) для Рудольфа Гесса.

Йодль был посмертно полностью оправдан^[2],^[3] при пересмотре дела мюнхенским судом в 1953 году, но позже под давлением США решение об отмене приговора Нюрнбергского суда было аннулировано. ^[4]

Трибунал признал преступными организации СС, СД, СА, гестапо и руководящий состав нацистской партии.

Ряд осуждённых подали прошения в Контрольную комиссию союзников по Германии: Геринг, Гесс, Риббентроп, Заукель, Йодль, Кейтель, Зейсс-Инкварт, Функ, Дениц и Нейрат — о помиловании; Редер — о замене пожизненного заключения смертной казнью; Геринг, Йодль и Кейтель — о замене повешения расстрелом, если просьбу о помиловании не удовлетворят. Все эти ходатайства были отклонены.

Смертные казни были приведены в исполнение в ночь на 16 октября 1946 года в спортзале Нюрнбергской тюрьмы. Геринг отравился в тюрьме незадолго до казни (существует предположение, что капсулу с ядом ему передала жена во время последнего свидания при поцелуе).

Суды над военными преступниками меньшей величины продолжались в Нюрнберге вплоть до 50-х годов XX века (см. Последующие Нюрнбергские процессы), но не в Международном трибунале, а в американском суде.

15 августа 1946 г. американское управление информации опубликовало обзор проведенных опросов, согласно которым подавляющее число немцев (около 80 процентов) считало Нюрнбергский процесс справедливым, а виновность подсудимых неоспоримой; около половины опрошенных ответили, что подсудимым должен быть вынесен смертный приговор; только четыре процента отозвались о процессе отрицательно.[6]

Казнь и кремация тел осуждённых

Один из свидетелей казни, писатель Борис Полевой, опубликовал свои воспоминания и впечатления казни. Приговор в исполнение приводил американский сержант Джон Вуд — «по собственному желанию».

Идя на виселицу, большая часть из них старалась казаться смелыми. Некоторые вели себя вызывающе, другие смирились со своей судьбой, но были и такие, которые взывали к Божьей милости. Все, кроме Розенберга, сделали в последнюю минуту короткие заявления. И только Юлиус Штрайхер упомянул Гитлера. В спортивном зале, в котором ещё 3 дня назад американские охранники играли в баскетбол, стояли три черные виселицы, из которых были использованы две. Вешали по одному, но чтобы скорее закончить, очередного нациста вводили в зал тогда, когда предыдущий ещё болтался на виселице.

Приговоренные поднимались по 13 деревянным ступенькам к платформе высотой 8 футов. Веревки свешивались с балок, поддерживаемых двумя столбами. Повешенный падал во внутренность виселицы, дно которой с одной стороны было завешено темными шторами, а с трех сторон было заставлено деревом, чтобы никто не видел предсмертные муки повешенных.

После казни последнего осуждённого (Зейса-Инкварта) в зал внесли носилки с телом Геринга, чтобы он занял символическое место под виселицей, а также чтобы журналисты убедились в его смерти.

После казни тела повешенных и труп самоубийцы Геринга положили в ряд. «Представители всех союзных держав, — писал один из советских журналистов, — осмотрели их и расписались на свидетельствах о смерти. Были сделаны фотоснимки каждого тела, одетого и обнажённого. Потом каждый труп завернули в матрац вместе с последней одеждой, которая на нём была, и веревкой, на которой он был повешен, и положили в гроб. Все гробы были опечатаны. Пока управлялись с остальными телами, было принесено на носилках и тело Геринга, накрытое армейским одеялом… В 4 часа утра гробы погрузили в 2,5-тонные грузовики, ожидавшие в тюремном дворе, накрыли непромокаемым брезентом и повезли в сопровождении военного эскорта. В передней машине ехал американский капитан, следом за ними — французский и американский генералы. Потом следовали грузовики и охраняющий их джип со специально отобранными солдатами и пулемётом. Конвой проехал по Нюрнбергу и, выехав из города, взял направление на юг.

С рассветом они подъехали к Мюнхену и сразу направились на окраину города к крематорию, владельца которого предупредили о прибытии трупов «четырнадцати американских солдат». Трупов на самом деле было только одиннадцать, но так сказали затем, чтобы усыпить возможные подозрения персонала крематория. Крематорий окружили, с солдатами и танкистами оцепления была налажена радиосвязь на случай какой-нибудь тревоги. Всякому, кто заходил в крематорий, не разрешалось выйти обратно до конца дня. Гробы были распечатаны, тела проверены американскими, британскими, французскими и советскими офицерами, присутствовавшими при казни, для уверенности, что их не подменили по дороге. После этого немедленно началась кремация, которая продолжалась весь день. Когда и с этим делом покончили, к крематорию подъехал автомобиль, в него положили контейнер с пеплом. Прах развеяли с самолёта по ветру.

Заключение

Вынеся обвинительный приговор главным нацистским преступникам, Международный военный трибунал признал агрессию тягчайшим преступлением международного характера. Нюрнбергский процесс иногда называют «Судом истории», поскольку он оказал существенное влияние на окончательный разгром нацизма. Приговорённые к пожизненному заключению Функ и Редер были помилованы в 1957 году. После того, как в 1966 году на свободу вышли Шпеер и Ширах, в тюрьме остался один Гесс. Правые силы Германии неоднократно требовали помиловать его, но державы-победительницы отказались смягчить приговор. 17 августа 1987 года Гесс был найден повешенным в беседке во дворе тюрьмы.

Нюрнбергскому процессу посвящён американский фильм «Нюрнберг» (Nuremberg) (2000).

На суде в Нюрнберге я сказал: «Если бы у Гитлера были друзья, я был бы его другом. Я обязан ему вдохновением и славой моей молодости так же, как позднее ужасом и виной».

В образе Гитлера, каким он был по отношению ко мне и другим, можно уловить некоторые симпатичные черты. Возникает также впечатление человека, во многих отношениях одаренного и самоотверженного. Но чем дольше я писал, тем больше я чувствовал, что речь шла при этом о поверхностных качествах.

Потому что таким впечатлениям противостоит незабываемый урок: Нюрнбергский процесс. Я никогда не забуду один фотодокумент, изображающий еврейскую семью, идущую на смерть: мужчина со своей женой и своими детьми на пути к смерти. Он и сегодня стоит у меня перед глазами.

В Нюрнберге меня приговорили к двадцати годам тюрьмы. Приговор военного трибунала, как бы несовершенно ни изображали историю, попытался сформулировать вину. Наказание, всегда мало пригодное для измерения исторической ответственности, положило конец моему гражданскому существованию. А та фотография лишила мою жизнь основы. Она оказалась долговечнее приговора.

— воспоминания Альберта Шпеера

Музей

В настоящее время зал заседаний («Зал 600»), где проходили нюрнбергские процессы, является обычным рабочим помещением нюрнбергского земельного суда (адрес: Bärenschanzstraße 72, Nürnberg). Однако по выходным в нём проводятся экскурсии (с 13 до 16 часов каждый день). Кроме того, в документационном центре истории нацистских съездов в Нюрнберге есть специальная экспозиция, посвящённая нюрнбергским процессам. В этом новом музее (открыт 4 ноября 2001) есть и аудиогиды на русском языке.

Примечания

1. ↑ [1]
2. ↑ См. «Кто был кто в Третьем рейхе». Биографический энциклопедический словарь. М., 2003.
3. ↑ Davidson, Trial, p. 363. Луизе Йодль удалось официально реабилитировать генерала Йодля и аннулировать санкции, наложенные германским правительством на имущество тех, чьи дела рассматривались Международным военным трибуналом в Нюрнберге.
4. ↑ Jodl judgement.

Литература

• Гильберт Г. М. Нюрнбергский дневник. Процесс глазами психолога/пер. с нем. А. Л. Уткина. — Смоленск: Русич, 2004. — 608 стр. ISBN 5-8138-0567-2

См. также

• Нюрнбергский процесс над врачами
• Последующие Нюрнбергские процессы
• Токийский процесс
• Международный трибунал по бывшей Югославии
• Международный трибунал по Руанде
• Международный уголовный суд
• «Нюрнбергский процесс» — художественный фильм Стэнли Крамера (1961 год).
• «Нюрнбергский набат» — двухсерийный документальный фильм 2008 года по книге Александра Звягинцева.

Ссылки

На русском языке

• Нюрнбергский процесс. Сборник материалов в 2-х томах. М. 1954
• Нюрнбергский процесс. Сборник материалов в 8-ми томах. М. 1991—1999
• Нюрнбергский процесс 1945-46
• Интервью с синхронным переводчиком в зале суда Т. А. Рузской
• Уроки Нюрнберга
• Полторак Аркадий Иосифович. Нюрнбергский эпилог (Мемуары)
• Международное уголовное правосудие: наказание за военные преступления.
• НЮРНБЕРГСКИЙ ПРОЦЕСС

На английском языке

• The Avalon Project. The Nuremberg War Crimes Trials
• Nuremberg фильм на IMDB