Как курт кобейн писал свои песни

Музыкальную основу каждой песни, манеру исполнения и тексты создавал Кобейн. Обычно он сочинял мелодии при помощи акустической гитары. Он подчёркивал, что Новоселич и Грол «играли большую роль в принятии решений относительно того, насколько длинной и из скольких частей должна быть песня. Поэтому я не люблю, когда меня считают единственным автором песен». На вопрос, какую часть композиции он пишет первой, Кобейн ответил: «Я не знаю. Я правда не знаю. Наверное, я начинаю с куплета, а затем перехожу к припеву».

Обычно Кобейн писал слова для песен за несколько минут до того, как записывать их в студии. Он говорил: «Когда я пишу песню, слова для меня наименее важны. В моей песне могут пересекаться две или три различные темы, а название может абсолютно ничего не означать». В 1993 году в интервью журналу Spin Кобейн сказал, что ему «глубоко по фигу», о чём говорится в словах к песням с альбома Bleach, в то время как слова к песням с Nevermind были взяты из написанных им за два года стихов, которые он нарезал и выбрал наиболее понравившиеся строчки. Что касается последнего альбома In Utero, Кобейн заявлял, что тексты были «более сфокусированы на определённых темах».

Музыкальный стиль

Курт Кобейн описывал раннее звучание группы как «копирование Gang Of Four и Scratch Acid». Когда Nirvana записывала Bleach, Кобейн решил, что им нужно было соответствовать ожиданиям Sub Pop в плане гранж-звучания; это подавляло его желание писать более лёгкие песни.

Кобейн стремился создать смесь тяжёлого и лёгкого звучания. Он говорил: «Я хотел быть похож на Led Zeppelin, играть экстремальный панк-рок и делать медленные поп-песни». Когда после записи Bleach Курт услышал альбом Surfer Rosa группы Pixies (вышел в 1988 году), то почувствовал, что на нём был именно тот звук, которого он хотел добиться, но не мог, стараясь играть более тяжёлые гранж-песни. Последующая популярность The Pixies убедила Кобейна в необходимости следовать своим музыкальным инстинктам.

Nirvana в своих песнях использовала резкие переходы от медленного, тихого звука к громкому. Незадолго до смерти Кобейн говорил, что группе надоела однообразная формула написания музыки, но в то же время выражал мнение, что участники коллектива вряд ли были достаточно умелы, чтобы пробовать что-либо другое. Стиль игры Кобейна на ритм-гитаре, который основывался на пауэр-аккордах, низких риффах и небрежной игре правой рукой, содержал в себе ключевые компоненты песен группы. Кобейн часто играл рифф куплета песни в чистом тоне, затем удваивал его с дисторшн-гитарой, повторяя уже сыгранную часть. Он редко исполнял гитарные соло, которые у него представляли собой лёгкие вариации главной мелодии песни. Его соло в большинстве своём были основаны на блюзе и звуке расстроенной гитары.

Игра на барабанах Грола «подняла звук Nirvana на новый, более энергичный уровень». Азеррад, биограф группы, пишет, что «мощная игра Грола подняла уровень группы на более высокую планку, как в визуальном плане, так и в музыкальном», отмечая, что «хотя Дейв и играет на барабанах очень жёстко, он достаточно музыкален — нетрудно определить, какую песню он играет, даже если ему никто не аккомпанирует».

Во время живых выступлений Кобейн и Новоселич всегда настраивали свои гитары на строй E flat. Кобейн однажды сказал: «Мы играем так сильно, что не успеваем настраивать наши гитары». У группы была привычка крушить аппаратуру после концертов. Новоселич говорил, что он и Кобейн создали эту «фишку», чтобы побыстрее уйти со сцены. Кобейн заявил, что всё это началось как выражение его негативных эмоций, появлявшихся из-за того, что они с Чедом Ченнингом делали ошибки во время концертов.

Написание песен и тексты

Музыкальную основу каждой песни, манеру исполнения и тексты создавал Кобейн. Обычно он сочинял мелодии при помощи акустической гитары. Он подчёркивал, что Новоселич и Грол «играли большую роль в принятии решений относительно того, насколько длинной и из скольких частей должна быть песня. Поэтому я не люблю, когда меня считают единственным автором песен». На вопрос, какую часть композиции он пишет первой, Кобейн ответил: «Я не знаю. Я правда не знаю. Наверное, я начинаю с куплета, а затем перехожу к припеву».

Обычно Кобейн писал слова для песен за несколько минут до того, как записывать их в студии. Он говорил: «Когда я пишу песню, слова для меня наименее важны. В моей песне могут пересекаться две или три различные темы, а название может абсолютно ничего не означать». В 1993 году в интервью журналу Spin Кобейн сказал, что ему «глубоко по фигу», о чём говорится в словах к песням с альбома Bleach, в то время как слова к песням с Nevermind были взяты из написанных им за два года стихов, которые он нарезал и выбрал наиболее понравившиеся строчки. Что касается последнего альбома In Utero, Кобейн заявлял, что тексты были «более сфокусированы на определённых темах».

Krist Novoselic on Kurt’s Writing Process and the ‘In Utero’ Aesthetic

‘There is imagery on there that I would never express to people,’ he says

“I listened to a lot of Nirvana lately,” bassist Krist Novoselic says one morning in early September. It is a couple of weeks before the release of a deluxe 20th-anniversary reissue of that band’s 1993 album, In Utero – the last studio record Novoselic made with his late friend and Nirvana‘s leader, singer-guitarist Kurt Cobain. Novoselic worked closely with drummer Dave Grohl (now leading Foo Fighters) on the project, which includes a definitive remastering of the original LP, a new mix by its producer, Steve Albini, and early demos and rehearsals.

“There is a lot of baggage that comes with it,” Novoselic says of all that listening. “It brings back a lot of memories – good memories, painful memories. But it’s good music – good rock music.”

Novoselic spoke to Rolling Stone for a major feature about In Utero and Cobain’s final, convulsive year before his suicide in April, 1994. The setting for the interview was far removed from rock madness: the children’s reading room in a public library in Longview, Washington, an hour-or-so’s drive south of Aberdeen, where Novoselic and Cobain first met and, in 1987, started what became Nirvana. Novoselic, now 48, is active in state politics and studying for an online-university degree in social sciences.

Where Does Nirvana’a ‘In Utero’ Rank on Our 100 Greatest Albums of the Nineties?

He still plays bass, as well as accordion. Novoselic recently recorded with ex-R.E.M. guitarist Peter Buck for the latter’s next solo album and describes, in this additional excerpt from our conversation, the eerie thrill that came during a session last year with Grohl, guitarist Pat Smear – who played with Nirvana on the In Utero tour – and ex-Beatle Paul McCartney. Novoselic is proud to be, as he puts it, “the Nirvana guy” – a link, for fans and newcomers, to the music and history he made with that band and his friend. “I mean, what a privilege.”

But when asked about the downside – that he and Grohl are forced to carry that weight and memory in Cobain’s absence – Novoselic replies, firmly, “Kurt carries the music still. All of that music is a testimony to his artistic vision. Dave and I aren’t carrying the music now. It’s Kurt.”

You’ve talked about the difficult state of relationships in the band at the end of 1992. Did you wonder if you would ever get to make a followup to Nevermind?
Things were not like they used to be. But one thing we liked to do – we liked to play music together. And that’s what it was all about anyway. We were a band. We did those Laundry Room sessions [on the In Utero reissue] with Barrett Jones, at his house. We never had our own rehearsal studio. We were always bumming studio time from the Posies or somebody. We rehearsed on Bainbridge Island, in Tacoma, in Seattle, wherever we could find a spot. Barrett had a multi-track recorder. If we had something like that, there would have been so much more music.

How did song ideas come into rehearsal?
There were songs that Kurt would woodshed. He would come in with it, and we would work it out, build it up. There were songs that were made up on the spot, coming out of jams, which took a few rehearsals to come together. But they would find form. That was another thing with Kurt – he could have a riff, but then he was so good at vocal phrasing. He would usually write the lyrics at the last minute. But he was so good at vocal phrasing [in rehearsals]. And voilà – you have a song.

Once we settled on an arrangement, we never changed anything. You can see that in different versions of songs we recorded [live] over the years. We never changed the arrangement. Once it was done, it was done: “Let’s play it.”

Would it be fair to say Nirvana was Kurt’s band? He was the primary voice and writer. And the band was his connection to the world.
That’s totally fair, totally correct.

And you and Dave were facilitators, helping him make that connection.
Sure, I did my thing. I knew what I wanted to do with the band. [Pauses] Can I tell you a story now? I think I’m answering your question. Dave, Pat and I hadn’t played together for 20 years, until last year, when we were in the room with Paul McCartney, of all people [for the session in Grohl’s film, Sound City]. I’m like, “Oh, my God.” I love the man. And he’s a left-handed guitar player, like Kurt. He’s playing this mean slide. I start playing, trying to catch the groove, in drop-D tuning with the old Rat distortion pedal to get some growl in there. Dave’s playing, there’s Pat. Paul shoots this riff at me, I pick it up. I shoot something back at him, he picks it up.

All of a sudden, this song comes together [“Cut Me Some Slack”]. It came together in an hour. I looked at Dave and Pat and kind of forgot about Paul. I was like, “We haven’t done this in so long.” It’s like we walked out that door 20 years ago, we walked back in and it was all still there. In the film, when Paul says, “I didn’t know I was in the middle of a Nirvana reunion . . . ” [Grins]

After Kurt’s death, people started reading clues into the lyrics on In Utero, when in fact some of the songs were written over a long period of time and moods, going back to before Nevermind. What did you hear in those songs, before or after his passing?
I never interpreted any of his songs. Kurt never did. He was cagey about his lyrics. You could read into them anything you want. I get these stories from people: “Man, when I was in recovery, I was listening to Nirvana every day, and it helped me get through.” That’s great. I’m not going to tell you what the music means.

Kurt – I would call him the Windmill. I told him that. I’d go, “Did you hear what you just said? You contradicted what you said a minute ago.” He’d laugh at himself, because he knew it. He would be like that. He wanted to be a rock star – and he hated it.

It was often hard to tell if he was just playing with words – the puns and combinations – in a lyric.
Kurt said that he never liked literal things. He liked cryptic things. He would cut out pictures of meat from grocery-store fliers, then paste these orchids on them. What does it mean? What is he trying to say? And all this stuff on [In Utero] about the body – there was something about anatomy. He really liked that. You look at his art – there are these people, and they’re all weird, like mutants. And dolls – creepy dolls.

Did he explain any of that stuff to you?
Oh, no, never. He would just laugh. He knew he’d made something cool, and he’d be happy about it. He would think he was a blowhard if he explained stuff. Maybe he just liked to keep people guessing. [Pauses] He’d have to tell you. I don’t know.

During the In Utero sessions, would Kurt say to Steve Albini, “Hey I want this on that track”? Was he more specific about his music?
Yeah. For “Heart-Shaped Box,” there was a guitar solo. We had the longest conversation about it. It was Steve and Kurt against me. They put this weird effect on it, and I thought it was repelling [laughs]. “You have this great guitar solo. Why are you putting this on it? It’s a beautiful song.” Speeches were made. Finally, it was, “Okay, take it off.” That was a discussion that went on way too long.

 Was Kurt trying to de-prettify the music? He was a great melody and ballad writer, but he had this urge to scar the music.
That was the aesthetic, like the beautiful orchids, and then there’s this raw meat around them. It’s the same thing. “Dumb” is a beautiful song. “All Apologies” is really nice. And then there are songs like “Milk It” that are completely wicked. There is something for everybody on that record. Although it’s not for everybody [laughs].

Because of the aftermath, most people hear the record as a eulogy. What do you hear?
It is a haunting record. I am not haunted by it. But there is imagery on there that I would never express to people. I would blow it if I said, “This song means that.” I would rob people of their imaginations. And I would betray Kurt.

There’s my personal experience with him. Other people have their experiences with him. And we’re each entitled to our own interpretations. But none of them are the definitive one. He’s the only one who can give that – and he’s gone. And he never gave one while he was alive.

Krist Novoselic on Kurt’s Writing Process and the ‘In Utero’ Aesthetic

‘There is imagery on there that I would never express to people,’ he says

“I listened to a lot of Nirvana lately,” bassist Krist Novoselic says one morning in early September. It is a couple of weeks before the release of a deluxe 20th-anniversary reissue of that band’s 1993 album, In Utero – the last studio record Novoselic made with his late friend and Nirvana‘s leader, singer-guitarist Kurt Cobain. Novoselic worked closely with drummer Dave Grohl (now leading Foo Fighters) on the project, which includes a definitive remastering of the original LP, a new mix by its producer, Steve Albini, and early demos and rehearsals.

“There is a lot of baggage that comes with it,” Novoselic says of all that listening. “It brings back a lot of memories – good memories, painful memories. But it’s good music – good rock music.”

Novoselic spoke to Rolling Stone for a major feature about In Utero and Cobain’s final, convulsive year before his suicide in April, 1994. The setting for the interview was far removed from rock madness: the children’s reading room in a public library in Longview, Washington, an hour-or-so’s drive south of Aberdeen, where Novoselic and Cobain first met and, in 1987, started what became Nirvana. Novoselic, now 48, is active in state politics and studying for an online-university degree in social sciences.

Where Does Nirvana’a ‘In Utero’ Rank on Our 100 Greatest Albums of the Nineties?

He still plays bass, as well as accordion. Novoselic recently recorded with ex-R.E.M. guitarist Peter Buck for the latter’s next solo album and describes, in this additional excerpt from our conversation, the eerie thrill that came during a session last year with Grohl, guitarist Pat Smear – who played with Nirvana on the In Utero tour – and ex-Beatle Paul McCartney. Novoselic is proud to be, as he puts it, “the Nirvana guy” – a link, for fans and newcomers, to the music and history he made with that band and his friend. “I mean, what a privilege.”

But when asked about the downside – that he and Grohl are forced to carry that weight and memory in Cobain’s absence – Novoselic replies, firmly, “Kurt carries the music still. All of that music is a testimony to his artistic vision. Dave and I aren’t carrying the music now. It’s Kurt.”

You’ve talked about the difficult state of relationships in the band at the end of 1992. Did you wonder if you would ever get to make a followup to Nevermind?
Things were not like they used to be. But one thing we liked to do – we liked to play music together. And that’s what it was all about anyway. We were a band. We did those Laundry Room sessions [on the In Utero reissue] with Barrett Jones, at his house. We never had our own rehearsal studio. We were always bumming studio time from the Posies or somebody. We rehearsed on Bainbridge Island, in Tacoma, in Seattle, wherever we could find a spot. Barrett had a multi-track recorder. If we had something like that, there would have been so much more music.

How did song ideas come into rehearsal?
There were songs that Kurt would woodshed. He would come in with it, and we would work it out, build it up. There were songs that were made up on the spot, coming out of jams, which took a few rehearsals to come together. But they would find form. That was another thing with Kurt – he could have a riff, but then he was so good at vocal phrasing. He would usually write the lyrics at the last minute. But he was so good at vocal phrasing [in rehearsals]. And voilà – you have a song.

Once we settled on an arrangement, we never changed anything. You can see that in different versions of songs we recorded [live] over the years. We never changed the arrangement. Once it was done, it was done: “Let’s play it.”

Would it be fair to say Nirvana was Kurt’s band? He was the primary voice and writer. And the band was his connection to the world.
That’s totally fair, totally correct.

And you and Dave were facilitators, helping him make that connection.
Sure, I did my thing. I knew what I wanted to do with the band. [Pauses] Can I tell you a story now? I think I’m answering your question. Dave, Pat and I hadn’t played together for 20 years, until last year, when we were in the room with Paul McCartney, of all people [for the session in Grohl’s film, Sound City]. I’m like, “Oh, my God.” I love the man. And he’s a left-handed guitar player, like Kurt. He’s playing this mean slide. I start playing, trying to catch the groove, in drop-D tuning with the old Rat distortion pedal to get some growl in there. Dave’s playing, there’s Pat. Paul shoots this riff at me, I pick it up. I shoot something back at him, he picks it up.

All of a sudden, this song comes together [“Cut Me Some Slack”]. It came together in an hour. I looked at Dave and Pat and kind of forgot about Paul. I was like, “We haven’t done this in so long.” It’s like we walked out that door 20 years ago, we walked back in and it was all still there. In the film, when Paul says, “I didn’t know I was in the middle of a Nirvana reunion . . . ” [Grins]

After Kurt’s death, people started reading clues into the lyrics on In Utero, when in fact some of the songs were written over a long period of time and moods, going back to before Nevermind. What did you hear in those songs, before or after his passing?
I never interpreted any of his songs. Kurt never did. He was cagey about his lyrics. You could read into them anything you want. I get these stories from people: “Man, when I was in recovery, I was listening to Nirvana every day, and it helped me get through.” That’s great. I’m not going to tell you what the music means.

Kurt – I would call him the Windmill. I told him that. I’d go, “Did you hear what you just said? You contradicted what you said a minute ago.” He’d laugh at himself, because he knew it. He would be like that. He wanted to be a rock star – and he hated it.

It was often hard to tell if he was just playing with words – the puns and combinations – in a lyric.
Kurt said that he never liked literal things. He liked cryptic things. He would cut out pictures of meat from grocery-store fliers, then paste these orchids on them. What does it mean? What is he trying to say? And all this stuff on [In Utero] about the body – there was something about anatomy. He really liked that. You look at his art – there are these people, and they’re all weird, like mutants. And dolls – creepy dolls.

Did he explain any of that stuff to you?
Oh, no, never. He would just laugh. He knew he’d made something cool, and he’d be happy about it. He would think he was a blowhard if he explained stuff. Maybe he just liked to keep people guessing. [Pauses] He’d have to tell you. I don’t know.

During the In Utero sessions, would Kurt say to Steve Albini, “Hey I want this on that track”? Was he more specific about his music?
Yeah. For “Heart-Shaped Box,” there was a guitar solo. We had the longest conversation about it. It was Steve and Kurt against me. They put this weird effect on it, and I thought it was repelling [laughs]. “You have this great guitar solo. Why are you putting this on it? It’s a beautiful song.” Speeches were made. Finally, it was, “Okay, take it off.” That was a discussion that went on way too long.

 Was Kurt trying to de-prettify the music? He was a great melody and ballad writer, but he had this urge to scar the music.
That was the aesthetic, like the beautiful orchids, and then there’s this raw meat around them. It’s the same thing. “Dumb” is a beautiful song. “All Apologies” is really nice. And then there are songs like “Milk It” that are completely wicked. There is something for everybody on that record. Although it’s not for everybody [laughs].

Because of the aftermath, most people hear the record as a eulogy. What do you hear?
It is a haunting record. I am not haunted by it. But there is imagery on there that I would never express to people. I would blow it if I said, “This song means that.” I would rob people of their imaginations. And I would betray Kurt.

There’s my personal experience with him. Other people have their experiences with him. And we’re each entitled to our own interpretations. But none of them are the definitive one. He’s the only one who can give that – and he’s gone. And he never gave one while he was alive.

20 февраля 1967 года в Абердине (штат Вашингтон, США) родился Курт Кобейн. Он наиболее известен как вокалист ныне культовой группы Nirvana. Мелодичные рок-песни, исполняемые Куртом в составе группы, соединили стили панк и поп.

Участники группы Nirvana Крист Новоселич, Курт Кобейн и Дэйв Грол во время интервью для европейского релиза альбома Nevermind на Geffen Records в Лондоне

Группе удалось продать миллионы альбомов в начале 1990-х. А их песня Smells Like Teen Spirit стала настоящим гимном в 1991 году, долгое время продержавшись на вершине хит-парадов. Песня также помогла грандж-року повысить свои позиции относительно поп-музыки Майкла Джексона. В нашей сегодняшней публикации мы рассказываем историю создания песни Smells Like Teen Spirit, благодаря которой Сиэтл, находящийся неподалеку от города Абердин (где родился Кобейн), был нанесен на музыкальную карту Америки.

Я пытался написать максимально попсовую песню. По сути, я пытался содрать что-то у Pixies. Я вынужден это признать. Курт Кобейн

История создания

Современное общество невозможно представить без рекламы, оккупировавшей телевидение, радио и печатные СМИ. Появление крупным планом в кадре художественного фильма упаковки какого-либо продукта или использование во всей картине автомобилей одного производителя тоже никого не удивляет. Все понимают, что подобные «случайности» щедро оплачиваются.

Но так было не всегда, что подтверждает история песни Smells Like Teen Spirit. В названии Курт Кобейн увековечил известный дезодорант Teen Spirit компании Mennen, не получив от нее ни копейки. Более того, произошло это совершенно случайно.

Дезодорант Teen Spirit компании Mennen

Однажды его подруга Кэтлин Ханна написала на стене дома Курта фразу «Kurt smells like teen spirit» («Курт пахнет Teen Spirit»), имея в виду, что от Кобейна несет дезодорантом его девушки. Но Кобейн воспринял ее слова буквально (типа «От Курта веет подростковым духом»), так как понятия не имел о данном бренде. Ему очень понравился бунтарский подтекст выражения, и он использовал его в песне.

По словам лидера Nirvana, он сочинял Smells Like Teen Spirit, пытаясь «написать крайне попсовую песню» в духе Pixies, группы, которая ему очень нравилась. В начальном варианте она состояла из гитарного риффа и вокальной партии припева. Остальным членам группы композиция не понравилась, но Курт настоял, чтобы они над ней поработали. В результате полутора часов совместных усилий появилась финальная версия Smells Like Teen Spirit.

Песню считают подростковым гимном, а сам Кобейн заявил, что она о его товарищах. Он сказал:

Мы по-прежнему чувствуем себя тинейджерами, ведь мы не исповедуем принципы, которых от нас ожидают как от взрослых… Это что-то вроде подростковой революционной темы.

Позже Курт говорил, что ему захотелось «описать, как я воспринимал свое окружение, поколение и людей моего возраста». Он также утверждал, что «песня соткана из противоречивых идей», что она «высмеивает саму мысль о революции».

Музыкальные критики и поклонники группы Nirvana пытались найти другие толкования Smells Like Teen Spirit, а Дэйв Грол вовсе заявил, что не верит в существование в ней какого-то смысла. Дескать, Курт зачастую сочинял тексты песен за несколько минут, подбирая удачные рифмы и заполняя пробелы более-менее подходящими словами.

В общем, людям, профессионально пишущим о музыке, платят за то, что они находят нечто интересное в известных песнях, а фанаты готовы принять любую безумную идею, если она им нравится.

Релиз и достижения

Smells Like Teen Spirit выбрали первым треком и основным синглом альбома Nevermind. Неожиданно для Кобейна и его коллег, песня стала суперпопулярной. Она заняла шестое место в американском Billboard Hot 100 и возглавила чарты во многих других странах, став одним из главных хитов «Нирваны». Позже композиция была поставлена на 9-е место в списке «500 величайших песен всех времён» по версии журнала Rolling Stone, оказалась на 1-й строчке аналогичного опроса NME, а также фигурирует в рейтингах «лучших песен» множества других музыкальных изданий. В 2012 году портал Last.fm назвал Smells Like Teen Spirit лучшей композицией за 10 лет скробблинга.

Обложка сингла Nirvana Smells Like Teen Spirit, 1991г

А теперь вновь о рекламе. Как и следовало ожидать, бешеная популярность песни сделала дезодорант Teen Spirit лидером продаж в своем сегменте. В настоящее время так называется один из антиперспирантов Lady Speed Stick.

Музыкальное видео

Видеоклип Smells Like Teen Spirit — Nirvana снял режиссер Сэмюель Байер, которого вдохновили фильмы «Через край» (Over the Edge) Джонатана Каплана и «Школа рок-н-ролла» (Rock ‘n’ Roll High School) Алана Аркуша (во второй картине снялись Ramones).

Видео было удостоено двух наград на MTV Video Music Awards в 1992 году, а позже канал VH1 отвел ему четвертую строчку в списке 100 величайших видеоклипов.

Интересные факты

◆ Smells Like Teen Spirit – единственная песня из альбома Nevermind, авторами которой считаются трое членов «Нирваны».

◆ Вступительный гитарный рифф напоминает мелодию припева из More Than a Feeling группы Boston.

◆ Из-за невнятного голоса Курта и специфической манеры исполнения понять текст песни, не зная его, очень сложно. По этой причине многие радиостанции сначала отказывались ставить Smells Like Teen Spirit в эфир.

◆ Кортни Лав долго не давала согласия на использование песни в фильме «Мулен Руж» База Лурмана. Ныне здравствующие участники Nirvana утверждали, что она хотела получить главную роль, которая досталась Николь Кидман.

◆ В 2016 году в итальянском городе Чезена прошёл концерт, на котором одновременно выступили 1200 музыкантов. Среди исполненных рок-хитов, была и песня Smells Like Teen Spirit. За несколько дней видео выступления набрало полтора миллиона просмотров на YouTube

Каверы

Smells Like Teen Spirit была перепета многими музыкантами. Одной из первых кавер-записей стала фортепианная версия Тори Эймос, выпущенная на её EP Crucify в 1992 году, которую Кобейн назвал «отличной версией для завтрака»

В 2000 году группа Melvins записала кавер-версию трека для альбома The Crybaby, при участии Лейфа Гарретта, джазовое трио The Bad Plus перепела песню для своего диска These Are the Vistas.

Кроме того, кавер-версия композиции была записана индастриальной группой Xorcist для сборника Shut Up Kitty В 2006 году свой вариант песни был записан группой The Moog Cookbook, которая специализировалась на электронных кавер-версиях различных альтернативных исполнителей. Также фигурирует вариант песни, записанный японским битбоксером Dokaka.

Британская группа The Flying Pickets выпустила версию песни а капелла на своем альбоме The Original Flying Pickets: Volume 1. Песня фигурирует на альбомах-трибьютах: Smells Like Bleach: A Punk Tribute to Nirvana группы Blanks 77 и Smells Like Nirvana панк-певицы Беки Бондаж.

В 2005 году эстрадный певец Пол Анка перепел композицию в стиле свинга 1950-х. В 2006 году группа Flyleaf записала кавер-версию песни для музыкального сервиса Yahoo! Music Radio.

В 2007 году певица Патти Смит включила кавер-версию трека в своей альбом Twelve, добавив в него текст собственного сочинения — песня была исполнена под аккомпанемент банджо в кантри-стиле.

В документальном фильме «Курт Кобейн: Чёртов монтаж» фигурирует хоровая версия «Smells Like Teen Spirit», исполненная бельгийским девичьим хором Scala & Kolacny Brothers. Список можно перечислять еще довольно долго.

Курт Кобейн перечитывал ее по меньшей мере десять раз:

«Каждый раз, когда я в самолете или мне скучно, я открываю ее. Перечитываю раз за разом. Просто я ипохондрик, и эта книга способна оказать на меня сильное влияние — хочется отрезать себе нос».

Музыканту нравился главный герой, испытывающий отвращение к людям, и старающийся держаться от них подальше. Идеальный образ изгоя, с которым легко себя ассоциировать.

«Меня зовут Курт, я пою и играю на гитаре», — представлялся музыкант. После чего продолжал: «А вообще я ходячая и разговаривающая бактериальная инфекция». Кобейн был неравнодушен к теме медицины, в детстве он даже хотел стать доктором.

«Меня очаровывали медицинские карты и графики. Говоря по секрету, я хотел стать доктором или работать в крематории. Я интересовался анатомией. В детстве у меня была небольшая анатомическая модель человека, мне она нравилась. С тех пор прошло время, я стал большой рок-звездой, заработал много денег и как-то увидел магазин в торговом центре, где продавались исключительно медицинские товары. Он был невероятен».

«Может, во мне говорит эго, но мы интересны — и это делает нас легкой мишенью. Все как-то началось и в итоге вышло из-под контроля. Мы превратились в персонажей мультфильмов».

СМИ не раз писали о музыканте и группе ложную информацию, но судиться с ними за клевету Кобейн считал попросту невыгодным. Впрочем, не стоит демонизировать всех представителей медиа. Например, журналист и редактор Майкл Азеррад написал о Курте Кобейне книгу Come As You Are. Она вышла при жизни музыканта. Кобейн мог ознакомиться с ней до публикации при условии, что не будет вносить правки. В итоге лидер Nirvana назвал ее лучшей книгой о рок-музыке из всех, что ему доводилось читать.

Nirvana, безусловно, была продуктом своего времени, а в чем-то и опережала его. Курт Кобейн не хотел, чтобы группу воспринимали поверхностно. В своем творчестве музыкант говорил на важные темы и старался стирать границы.

Кобейн понимал, что смысл треков Polly или About a Girl мог не считываться широкой аудиторией, поэтому написал песню Rape Me. Уж она-то, по его мнению, не оставляла простора для непонимания, но ошибся. СМИ приняли трек на свой счет, заподозрив, что он о нелюбви лидера Nirvana к медиа, но Rape Me совсем не об этом:

«Изнасилование — одно из самых ужасных преступлений на земле, и оно совершается каждые несколько минут. Проблема людей, которые имеют дело с изнасилованиями в том, что они учат женщин как обезопасить себя. Хотя на самом деле нужно учить мужчин не насиловать. Идите к источнику насилия и начинайте с него».

Курт Кобейн мог использовать влияние группы, чтобы обратить внимание людей на актуальные проблемы или повлиять на те или иные события, связанные с несправедливостью, но признавал, что не хочет, чтобы Nirvana становилась слишком политизированной. Думал, это будет выглядеть смехотворно.

«Никогда не хотел петь. Хотел играть на ритм-гитаре — спрятаться сзади и просто играть. Но в те школьные годы, играя на гитаре в своей спальне, я интуитивно понимал, что должен писать свои собственные песни».

Трек, написанный под впечатлением от фильма Брюса Бересфорда «Преступления сердца» 1986 года с Дайан Китон и Джессикой Лэнг, очень нравился лидеру Nirvana звучанием и прогрессивностью:

«Я бы хотел, чтобы Ким (Ким Дил, бас-гитаристка группы, — прим.) дали написать больше песен для Pixies, потому что Gigantic — их лучший трек».

В детстве Курту Кобейну нравилось фантазировать о том, что с другой планеты. Родители казались ему чужими людьми — по крайней мере, это бы объясняло сложности в их отношениях. В письме к своему отцу, Кобейн писал: «Я ничего не перенял у вас с матерью, поскольку когда я только рос, я получал одинаковую дозу ненависти от вас обоих».

«Я люблю панк-рок. Девушек со странными глазами. Вещества. Страсть. Вещи, которые хорошо сделаны. Невинность. Я люблю и благодарен синим воротничкам, существование которых позволяет художникам не заниматься черной работой. Люблю подавлять ненасытность. Мухлевать в карточных играх. Разные музыкальные стили. Мне нравится высмеивать музыкантов, которые, на мой взгляд, занимаются плагиатом или оскорбляют музыку как искусство. Мне нравится писать свои стихи, игнорируя чужие. Я люблю винил, природу и животных. Мне нравится быть собой и нравится чувствовать себя виноватым за то, что я белый американский мужчина».

Нелюбовь к тому, что сделало популярным — это классика. Многие актеры не любят самые известные фильмы со своим участием, а музыкантов может утомлять любовь поклонников к тем или иным песням группы.

У Курта Кобейна персональным хейт-треком со временем стал Smells Like Teen Spirit. Музыкант устал от этой песни настолько, что отказывался играть ее на концертах: «Я буквально хочу бросить свою гитару и уйти. Не могу притворяться, что, играя эту песню, я отлично провожу время».

При невероятном количестве документальных фильмов, передач и детальных расследований последних дней музыканта, о Курте Кобейне до сих пор не снято ни одного художественного фильма. Между страждущими фанатами Nirvana, предвкушающими неминуемый успех гипотетической ленты продюсерами и актерами, желающими воплотить образ рок-идола на экране, отважно стоит вдова музыканта Кортни Лав. Она не позволила сделать фильм Гаса Ван Сента «Последние дни» 2005 года художественной хроникой финальных моментов жизни лидера Nirvana, и в итоге при всех узнаваемых чертах Курта Кобейна главного героя картины зовут Блейк.

Кроме того, недавно Лав рассказала, что сыграть Курта Кобейна очень хотел Брэд Питт. Она даже обвинила актера в преследовании и сказала, что он навредил ее карьере. Кортни Лав должна была играть Марлу Сингер в «Бойцовском клубе», но после отказа Питту от идеи о байопике с ним в главной роли получила звонок от режиссера Дэвида Финчера, который сообщил Лав об ее увольнении из проекта. Роль Марлы в итоге ушла фантастической Хелене Бонэм Картер.

В подготовке материала использовались фото с сайта legion-media.ru

                                                        Дэйв Грол   

                             Автор текста: Дэвид Фрике

«На все это можно смотреть с разных углов», — говорит Дэйв Грол об «In Utero», последнем альбоме, на котором он участвовал как барабанщик группы Nirvana; о пластинке, на которой музыканты вернулись к панку после триумфального релиза 1991 года «Nevermind». «Можно описать альбом как большое достижение, — он останавливается, — а можно и как ужасный момент в жизни».

Мы встретились ранним утром в студии Грола 606 в Лос-Анджелесе. В это время внизу уже сидят продюсер Бутч Виг и участники группы Грола Foo Fighters, которые собрались для работы над новым диском коллектива. Наверху Грол отмечает 20-летие «In Utero», который вышел в сентябре 1993 года. Он переиздан в этом году в виде делюкс-издания с редкими записями, «живыми» выступлениями и ремиксом, а также с длинным и серьезным интервью о последних днях группы и ее лидере, авторе песен и гитаристе Курте Кобейне.

Грол и басист Nirvana Крист Новоселич оба дали интервью для нового номера RS, в котором рассказали об «In Utero» и о трагедии, произошедшей в апреле 1994 года, когда Курт Кобейн покончил жизнь самоубийством. Барабанщик особенно ярко и детально рассказал об альбоме и о предвестниках трагедии, которые можно найти в песнях Кобейна. Ниже представлены некоторые части интервью, после которого Грол провел меня по своей студии и показал коридор, посвященный Nirvana, в котором по стенам развешаны плакаты из туров и золотые и платиновые диски, которые группа получала в разных странах по всему миру.

Ты присоединился к группе как раз в тот момент, когда должен был играть на «Nevermind». У тебя было достаточно времени, чтобы установить связь с Куртом?

Каждая группа, в которой я участвовал до этого, была либо компанией друзей, решивших записать вместе музыку, либо мы становились близки во время тура. В этот раз все было немного иначе. Жить с Куртом было весело. Он часто изолировал себя от всего окружающего, но он был потрясающим и добрым человеком. Он никогда не сделал бы так, чтобы ты чувствовал себя некомфортно. Я жил с ним в маленькой квартире в Вашингтоне, тогда между нами и появилась связь. Но наши отношения сильно отличались от того, что у них было с Кристом.

Как бы ты мог это охарактеризовать?

Крист и Курт были братьями по духу. Между ними было какое-то невероятное взаимопонимание. Все, из чего состояла Nirvana, все эти странные вещи и все такое, — все это было придумано Куртом и Кристом. Я думаю, что большое значение имеет тот факт, что они оба выросли в Абердине. В музыкальном плане между ними была та самая химия. Все, что нам нужно было делать, — это быть самими собой, все было просто. Присоединяясь к людям, которых я не знал, я хотел показаться сильным, настоящим профессионалом. Часто бывали моменты, когда я чувствовал себя лишним. Раньше меня окружали люди, которых я знал с 13 лет. А потом я стал жить с человеком, которого я вообще не знал. Не было никакого просвета. Было только солнце.

Я думаю о первой строчке песни «Serve The Servants»: «Teenage angst has paid off well» («Все подростковые тревоги позже исчезли» — недословный перевод). Для тебя это произошло в Foo Fighters. У Курта тоже могло так случиться. Но, кажется, он не мог дать справедливую оценку тому, что он делал.

Я не знаю, откуда это пришло. Многие люди не считают то, что они делают, ценным. Только потому что это их собственное. Я могу это понять. Я знаю многих людей, которым было бы некомфортно быть в такой масштабной группе как Nirvana. Но я не понимаю, как можно не ценить возможность играть музыку. Когда Nirvana стала известной, было трудно перестроиться. До этого мы были в андерграундной панк-сцене и хотели, чтобы наши герои Иэн Макки (из Fugazi) или Кельвин Джонсон (из Beat Happening) одобрили то, что мы делаем, чтобы они поняли: это все по-настоящему. Мне повезло, потому что я приехал в Вашингтон, и все люди, чье мнение мне действительно важно, сказали, что они гордятся мной и тем, что я стал коммерчески успешным рок-артистом (Смеется). Так что это как гора с плеч. Я никогда не беспокоился больше о таких вещах. Возможно, у Курта это было из-за его постоянной тревожности. Он боялся, что его коллеги-музыканты не оценят по достоинству то, что он делает.

Ты говорил, что для Nirvana в 1992 году все было несколько странно. Было много репетиций, но не было туров или записи нового материала. Вы были в той ситуации, когда вы могли делать все, что хотели, но вы не знали, что именно делать или как.

Нас звали играть на Лоллапалузе; я ходил на концерт U2, которые выступали с Pixies, зашел к гримерку Боно, и он сказал мне: «Вы должны отправиться с нами в турне»; нас звали Guns N’ Roses. Я думал: что, черт возьми, происходит?! Для нас самый лучший выход был не делать слишком много. Но это как будто перед тобой есть какая-то цель, но ты ее никак не можешь достигнуть. Мы понимали, что это только вопрос времени перед тем, как что-то должно произойти. Мы записывали несколько песен. Одну в качестве сингла с The Jesus Lizard, другую — кавер на Wipers. И Курт сказал: «У меня есть идея для новой песни» и сыграл «Frances Farmer Will Have Her Revenge on Seattle», и я подумал: «Боже, мы запишем новый альбом!».

Как он впервые показывал вам новые песни? В каком виде он выносил их из своей спальни?

В тот день он был у меня дома. Он сказал: «Послушай» и сыграл риф. Тогда же он сыграл «Very Ape». Тогда мы сыграли ее несколько раз. Обычно, когда мы писали музыку, мы почти не разговаривали. Мы хотели, чтобы все было немного сюрреалистичным. Мы не хотели, чтобы у нас был какой-то надуманный способ писать песни. Например, песня «Heart-Shaped Box» появилась из того, что мы просто начали джемовать. Курт начинал играть какой-нибудь риф, Крист начинал играть свою партию, а я подключался к этим двоим. И тогда мы то играли тихо, то громко, то тихо, то громко. Многое из нашего творчества появилось из таких музыкальных экспериментальных сессий.

Как вы справлялись с наркотической зависимостью Курта?

Я перестал употреблять наркотики, когда мне было 20. Я никогда не пробовал героин или таблетки. Я курил много травки и веселился. Но тяжелые наркотики — это совсем другое дело. К счастью, я не увяз в этом. Но это не значит, что мне было все равно.

Иногда мы держались на расстоянии, и были времена, когда мы могли не разговаривать по несколько дней, хотя мы и были в туре и играли на концертах. А потом мы сталкивались в коридоре и говорили друг другу: «Мы должны покататься на велосипедах, когда приедем домой, я знаю одну дорожку у меня за домом, там будет круто прокатиться». Или: «Тут неподалеку есть картинг, пойдем покатаемся». Было много эмоциональных моментов.

И что, в результате вы ходили на картинг?

Конечно, нет. (Смеется) В таких моментах главное — связь: мы все еще есть друг у друга.

Что ты можешь сказать о записи «In Utero»? Курт тогда сидел на героине? Крист сказал, что нет.

Я не знаю. Все было странно. Мы сидели в этом заснеженном доме в феврале в Миннесоте. Мы работали тогда со Стивом Албини. Мы записывали песню, а он хлопал в ладоши и говорил: «Так! Что дальше?». А я думал: «Да подожди ты, хорошо получилось?».

Когда мы работали с Бутчем Вигом над «Nevermind», все было иначе. Мы сделали то, что и хотели сделать. Мы были так возбуждены. И мы так долго репетировали. Так что, мы были в подходящей форме, чтобы работать над альбомом.

Когда же мы записывали «In Utero», моя работа закончилась через три дня. Остальные десять дней я сидел в снегу и ничем не занимался. Когда мы записали весь инструментал, Курт должен был записывать вокал.

Я помню, как все переживали из-за звучания «Heart-Shaped Box». Курт и Стив придумали эту идею — что мы должны использовать стробоскопы (Смеется), я помню, как говорил, что это абсолютно не нужно.

Они должны были гипнотзировать?

Я говорил: «Хорошо, я сделаю все, что вы хотите». Я сидел, и эти дурацкие огни мигали у меня перед лицом, когда я наконец потерял терпение и сказал: «Мы не можем просто играть музыку?».

Ты удивился, когда узнал, что Курт хочет записать твою песню «Marigold»? Это единственная песня за всю историю группы, которую написал не он.

Я написал эту песню дома. Он был в своей комнате. Я не хотел его будить. Так что, я записывал песни, нашептывая их в микрофон. Я записывал припев для этой композиции, и тут дверь открылась, и он спросил: «Что это?», я ответил: «Я написал это сам», и он сказал: «Дай мне послушать».

Мы сыграли ее несколько раз. Я пел выше, он пел ниже. Забавно писать песни с другими людьми. Я никогда этого не делал. Я пишу песни для Foo Fighters, а потом группа играет их со мной. Но сидеть вот так с кем-то друг напротив друга — это нечто совсем другое. Я не знаю, делал ли он так сам когда-нибудь. Я был как на неловком свидании вслепую. «О, ты тоже поешь? Ну, давай споем вместе». Я очень стеснялся.

Я помню, как Стив сказал: «Давайте поместим «Marigold» на альбом». Я перепугался не на шутку (Смеется). Нет, нет подождите. Есть же известный анекдот: «Какую последнюю фразу говорит барабанщик перед тем, как его выгоняют из группы?». Он говорит: «Эй, я написал песню».

Песня в альбом не вошла (она стала би-сайдом к «Heart-Shaped Box»), чему я был рад. Потому что пластинка — это видение Курта. Но мне было, конечно, очень приятно: «Тебе что, она правда понравилась?».

Ты помнишь, когда последний раз видел Курта и о чем вы говорили тогда?

Я позвонил Курту после событий в Риме. (В марте 1994 года во время европейского тура у Курта была передозировка алкоголя и таблеток, после чего Nirvana вернулись в Сиэтл. Курт умер через месяц). Я сказал ему: «Чувак, ты очень напугал всех. Я не хочу, чтобы ты умер».

Позже я встретился с ним в офисе нашего менеджера. Я входил, а он как раз выходил. Он улыбнулся и сказал: «Эй, ты как?», а я ответил: «Я позвоню тебе», и он сказал: «Окей».

Есть что-то на «In Utero», что должны услышать люди, чтобы понять Курта больше как человека и музыканта и меньше как трагического персонажа? Трудно услышать альбом таким, каким он его задумывал из-за событий, которые произошли позже.

Нужно слушать альбом таким, какой он есть. Но это сложно, в этом моя проблема — раньше я любил его слушать, но я почти не делаю этого больше, из-за ассоциаций. Если вы будете слушать его и не думать о том, что Курт умер, — тогда вы и поймете, каким он должен быть. Так могут слушать, например, мои дети. Они знают, что я играл в группе. Они знают, что Курт умер, я не говорил им, что он покончил жизнь самоубийством. Им всего четыре года и семь лет. Так что, когда они слушают альбом — они слышат изначальную и свежую его версию, как те, кто слышит его впервые.

Когда-нибудь они узнают обо всем. И это все изменит. Как это случилось со мной.

     http://rollingstone.ru/articles/music/interview/17745.html

    1

    2

    3

    4

    5