Гегелева логика как пишется - Napishi.top - правописание и грамматика

§ 166. Имена
прилагательные, образованные от личных имен, фамилий, кличек при помощи
суффиксов -ов (-ев) или -ин и
обозначающие индивидуальную принадлежность, пишутся с прописной буквы, напр.: Рафаэлева Мадонна, Шекспировы трагедии, Гегелева «Логика», Далев
словарь, Иваново детство, Танина книга, Муркины котята. Однако в составе
фразеологических оборотов и в составных терминах прилагательные с -ов (-ев), -ин пишутся со строчной буквы, напр.: ариаднина нить, ахиллесова пята, каинова печать, прокрустово ложе,
сизифов труд, гордиев узел, демьянова уха, тришкин кафтан, филькина грамота;
ариэлева невесомость, архимедов рычаг, вольтова дуга, бикфордов шнур, базедова
болезнь, виттова пляска, рентгеновы лучи, венерин башмачок (растение).

С прописной буквы пишется вторая часть сложных
прилагательных типа дяди-Васин, дяди-Стёпин, тёти-Валин,
бабы-Дусин и обе части прилагательных типа Иван-Иванычев,
Анны-Петровнин.

Прописная буква пишется и в наречиях с приставкой по-, образованных от прилагательных на -ин типа
Танин, Петин, напр.: по-Таниному,
по-Наташиному, по-Петиному, по-тёти-Валиному, по-Анны-Петровниному.

Источник

Сумка димина или Димина? С какой буквы писать прилагательные, образованные от личных имен

Отвечая на вопрос о принадлежности либо авторстве предмета (скажем, «чей ноутбук?», или «чья повесть?», или «чьи пирожки?»), мы должны знать, как правильно написать прилагательное, указывающее на имя или фамилию владельца/автора. Допустим: ноутбук — Матвея, повесть — Пелевина, а пирожки — Полинки. Правильно будет: «Матвеев компьютер», «пелевинская повесть» и «Полинкины пирожки».

Выбор большой или малой буквы зависит от суффикса прилагательного.

Если имена прилагательные, обозначающие индивидуальную принадлежность, образованы от имен лиц, кличек животных, названий мифологических существ с помощью суффикса -ов (-ев) или -ин-, то они пишутся с прописной буквы:

Димина сумка, Ирины коллеги, Муркины котята, Далев словарь, Гегелева «Логика», Эйфелева башня, Рафаэлева мадонна, Зевсов гнев, Одиссеевы странствия.

❗️ Исключение — фразеологические обороты и термины: ариаднина нить, ахиллесова пята, каинова печать, сизифов труд, гордиев узел, соломоново решение, демьянова уха, филькина грамота; венерин башмачок (растение), архимедов рычаг, вольтова дуга, бикфордов шнур, базедова болезнь, виттова пляска.

Имена прилагательные, образованные от личных имен и фамилий при помощи суффиксов -ск-, -овск- (-евск-), -инск-, пишутся со строчной буквы, например:

дарвиновское учение, бетховенская соната, пришвинская проза, пушкинский стиль, суворовские традиции, чаплинская улыбка.

❗️ Тут тоже есть исключение: если такие прилагательные входят в состав наименований — имен собственных, в том числе имеющие значение «имени того-то», «памяти того-то», то они пишутся с прописной буквы, например: Габсбургская династия, Петровские реформы, Строгановское училище, Нобелевская премия, Ломоносовские чтения, Булгаковская конференция, Вахтанговский театр.

Таким образом, Шекспировы трагедии — с большой, потому что суффикс -ов-; шекспировские трагедии — с малой, потому что суффикс -овск-; Королевский Шекспировский театр — с большой, потому что имя собственное.

У тети Иры всё по-тети-Ириному

От личных имен могут быть образованы не только простые имена прилагательные, но и сложные, а также наречия.

Возьмем некую Иру. Названия ее вещей будут писаться с большой буквы — по разобранному ранее правилу: Ирина сумка, Ирины карандаши.

Решения в ее жизни будут приниматься по-Ириному.

Если для кого-то она исключительно Ирина Ивановна, то — по-Ирины-Ивановниному.

А если для кого-то она тетя, то — по-тети-Ириному.

Правило:

Прописная буква пишется и в наречиях с приставкой по-, образованных от прилагательных на -ин типа Танин, Петин, напр.: по-Таниному, по-Наташиному, по-Петиному, по-тёти-Валиному, по-Анны-Петровниному.

От тети Иры и Ирины Ивановны можно образовать и сложные прилагательные, которые будут писаться так: тети-Ирин, Ирины-Ивановнин.

Правило (там же):

С прописной буквы пишется вторая часть сложных прилагательных типа дяди-Васин, дяди-Стёпин, тёти-Валин, бабы-Дусин и обе части прилагательных типа Иван-Иванычев, Анны-Петровнин.

Эти знания пригодятся, вероятнее всего, авторам художественных произведений.

Проверим ваш текст

Проверить грамотность вашего текста? Закажите оценку стоимости корректуры или редактуры.

Это заметка из блога редакторского бюро «По правилам». Разбираем интересные примеры, частые ошибки и сложные случаи из практики. Чтобы следить за новыми публикациями, подпишитесь: Telegram, Facebook, «ВКонтакте».

Источник

Гегелева логика означающего

Из всего сказанного нетрудно вывести, как, по Гегелю, двойственность «названий-представлений» и «названий как таковых», возникающих в Механической памяти, безупречно соответствует Лаканову противопоставлению знака и означающего. Знак определяется закрепленными отношениями между означающим и обозначаемым – его значением – тогда как означающее, из-за неостановимого соскальзывания, соотнесения с другими означающими в цепочке, привносит эффект смысла. Знак есть тело, связанное с другими телами, означающее – чистый поток, «событие»; знак относится к субстанциальной полноте вещей, означающее соотносится с субъектом qua с пустотой негативности, которая есть среда самоотносимости цепи означающих («означающее представляет субъект для других означающих»). Гегель как делёзец – сильнее контраста, казалось бы, и помыслить невозможно, но мы действительно обнаруживаем в Гегелевой «Механической памяти» понятие Смысла qua чистого События, позднее сформулированного Делёзом[106] в «Логике смысла»… Доказательство, что Гегелева диалектика поистине есть логика означающего avant la letter[107], имеется у Джона Маккамбера, который в «Компании слов»[108] предлагает провокационное и проницательное прочтение Гегелева диалектического процесса как самоотносимой операции с символическими «маркерами» (у Гегеля это немецкое Merkmal, французский эквивалент – le trait significant, значимая черта). Тут мы оказываемся в начальной точке процесса, «тезиса», посредством операции «неопосредования-аббревиации»: последовательность маркеров М₁ … М_j сокращаем до М_k, содержание которого (т. е. что? этот маркер обозначает) есть эта самая последовательность:

(1) (М₁ … М_j) – М_k

Далее следует обратная операция «раскрытия», в которой последовательность (М₁ … М_j) раскрывает М_k:

(2) М_k – (М₁ … М_j)

Здесь возникает еще одна перестановка – и ключевая точка, которую нельзя упустить: эта дополнительная перестановка не возвращает нас к началу, к (1) (или, по-гегельянски, это «отрицание отрицания» не влечет за собой возвращения к начальному положению):

(3) (М₁ … М_j) / М_k

Чтобы обозначить этот сдвиг от (1), Маккамбер применяет другой символ – «/», а не «—»; он определяет «/» как «синтез», в котором раскрытие и сокращение возникают одновременно. Что это может означать? В (3) маркер М_k есть, stricto sensu, «возвратный»: он уже не обозначает неопосредование, которое абстрактно противоположно раскрытию, поскольку раскрывает ту же самую последовательность, которая раскрывает сам М_k в (2). Чтобы объяснить эту «возвратность», давайте обратимся к логике антисемитизма. Во-первых, последовательность маркеров, означающих действительные свойства, сокращены-приведены к неопосредованности в маркере «еврей»:

(1) (алчный, спекулирующий, злокозненный, грязный…) – еврей

Теперь приведем это выражение к обратному порядку и «раскроем» маркер «еврей» последовательностью (алчный, спекулирующий, злокозненный, грязный…), т. е. эта последовательность теперь даст нам ответ на вопрос «Что значит “еврей”?»:

(2) еврей – (алчный, спекулирующий, злокозненный, грязный…)

Наконец, обратим порядок еще раз и постановим «еврея» как возвратное сокращение последовательности:

(3) (алчный, спекулирующий, злокозненный, грязный…) / еврей

В чем именно состоит разница между (1) и (3)? В (3) «еврей» раскрывает саму предыдущую последовательность, которую приводит к неопосредованности, сокращает: в ней сокращение и раскрытие диалектически совпадают. Иными словами, внутри дискурсивного пространства антисемитизма собрание индивидов не только считается евреями, потому что наделено совокупностью свойств (алчности, склонности к спекуляции, злокозненности, нечистоты…), но и поскольку эти индивиды наделены этими свойствами, ПОТОМУ ЧТО ОНИ ЕВРЕИ. Это становится ясно, если мы переведем сокращение в (1) как

(1) (спекулирующие, злокозненные…) называются евреями

и раскрытие в (2) как

(2) Х – еврей, потому что он (спекулирует, плетет козни…)

С такой точки зрения уникальность (3) состоит в том, что она возвращается к (1), сохраняя при этом связующее (2):

(3) Х (спекулирующий, злокозненный…), потому что он еврей.

Короче говоря, «еврей» означает здесь скрытую основу совокупности явлений с действительными свойствами (алчный, спекулирующий, злокозненный, грязный…). Таким манером возникает «транссубстанциализация»: «еврей» начинает действовать как маркер скрытой основы, загадочное je ne sais quoi[109], «еврейскость» евреев. (Cognoscenti[110] Маркса, к примеру, немедленно осознают, что подобные переворачивания соответствуют развитию формы собственности в Главе 1 «Капитала»: простая инверсия «развитой» формы в форму «общего эквивалента» порождает новую сущность – сам общий эквивалент как исключение в составе всеобщего[111].)

Заключительная точка наша, следовательно, – в общем, техническая: формула Маккамбера сообщает немалую ясность и мощь пониманию, если заместить последовательность маркеров М₁ … М_j Лакановой матемой S₂, означающее цепочки знания, а М_k, сокращение последовательности М₁ … М_j, – S₁, Главным означающим. Поясним это примером, структурно соответствующим примеру антисемитизма, – польской антисоциалистской циничной остро?той:

«Да, правда, нам не хватает, еды, электричества, квартир, книг, свободы, но все это в конечном счете неважно, потому что у нас есть Социализм!» Логическая гегельянская основа этой шутки такова: во-первых, социализм определяется как простое сокращение последовательности маркеров действительных свойств («Когда у нас вдосталь еды, электричества, квартир, книг, свободы…, у нас социализм»); далее производим перестановку отношений и с помощью последовательности маркеров «раскрываем» социализм («“социализм” означает “вдоволь еды, электричества, квартир, книг, свободы…”»); следующей инверсией, однако, мы не возвращаемся к исходной точке, поскольку «социализм» превращается в «Социализм» – Главное означающее, т. е. это уже не просто сокращение, обозначающее последовательность маркеров, а название скрытой основы последовательности маркеров, действующее как множество следствий выражения этой основы. А поскольку «Социализм» теперь Причина, выраженная в последовательности феноменологических маркеров, можно сказать: «Неважно, если даже все эти маркеры исчезнут, – мы же не за них боремся! Главное, у нас все еще есть Социализм!..»

Подведем итоги: в (1) маркер устранения-неопосредованности – простой знак, внешнее обозначение данной последовательности, тогда как в (3) этот маркер – означающее, которое перфомативно определяет эту последовательность во всей полноте. В (1) мы – жертвы иллюзии, что полнота последовательности – вещь в себе, бытующая независимо от своего знака; в (3) же нам становится понятно, что последовательность завершена, полна в своем составе лишь вместе с возвратным маркером, который дополняет ее: в (3) знак содержится в «самой вещи» как присущая ей составляющая; расстояние между знаком и определяемым содержанием исчезает.

Вернемся к отношениям между Лаканом и Франкфуртской школой: не идеологическое ли это решение у Лакана (objet petit a как причина субъекта) – в точном смысле, какой это понятие обретает во Франкфуртской школе, т. е. не повторяет ли это решение жест психоаналитического «ревизионизма», порицаемого Адорно, созданием новой, «улучшенной» теории, которая устраняет неувязки предыдущей теории изъятием из рассмотрения общественных противостояний, которые были «отсутствующей причиной» этих неувязок? Чтобы парировать этот упрек, нам необходимо ближе рассмотреть парадоксы понятия «сверх-я», понятия, которое, как мы уже поняли в конце Главы 1, суммирует проблему отношений между Лаканом и наследием Франкфуртской школы.

Источник

(греч. , от — построенный на рассуждении, от — слово, понятие, рассуждение, разум) формальная, наука об общезначимых формах и средствах мысли, необходимых для рационального познания в любой области знания. К общезначимым формам мысли относятся понятия, суждения, умозаключения, а к общезначимым средствам мысли — определения, правила (принципы) образования понятий, суждений и умозаключений, правила перехода от одних суждений или умозаключений к другим как следствиям из первых (правила рассуждений), законы мысли, оправдывающие такие правила, правила связи законов мысли и умозаключений в системы, способы формализации таких систем и т. п. Представляя общие основания для корректности мысли (в ходе рассуждений, выводов, доказательств, опровержений и пр.), Л. является наукой о мышлении — и как метод анализа дедуктивных и индуктивных процессов мышления, и как метод (норма) мышления, постигающего истину. Задача Л., которую вслед за Кантом обычно наз. формальной Л., исторически сводилась к каталогизации правильных способов рассуждений (способов «обращений с посылками»), позволяющих из истинных суждений-посылок всегда получать истинные суждениязаключения. Известным набором таких способов рассуждений однозначно определялся процесс дедукции, характерный для т. н. традиционной Л., ядро которой составляла силлогистика, созданная Аристотелем. По мере изучения особенностей умозаключений и демонстративного (доказывающего) мышления вообще предмет традиционной Л. постепенно расширялся за счёт не-силлогистич., хотя и дедуктивных способов рассуждений, а также за счёт индукции. Поскольку последняя выпадала из рамок Л. как дедуктивной теории, она стала предметом особой теории — индуктивной логики.

Совр. формальная Л.— историч. преемник традиционной Л. Для неё характерно разнообразие теорий, в которых изучаются способы рассуждений, приемлемые с т. зр. каждой такой теории, а также их формализация, т. е. отображение в логич. исчислениях (формализмах). Логич. исчисления — это системы символов (знаков), заданные объединением двух порождающих процессов: процесса индуктивного порождения грамматически правильных выражений исчисления — его слов и фраз (языка исчисления), и процесса дедуктивного порождения (дедукции) потенциально значимых (истинных) фраз (теорем) исчисления — его фразеологии. Заданием алфавита исходных символов, правил образования в нём языка (его структурных свойств) и правил преобразования его фразеологии (аксиом и правил вывода) логич. исчисление однозначно определяется как синтаксич. система (формальная структура символов). Выбор этой системы как представителя определ. логич. идей и соответственно приписывание её символам значений (интерпретация, или рассмотрение, её как семантич. системы) превращают логич. исчисление в оп-редел. теорию приемлемых способов рассуждений — теорию логич. вывода. Сообразно тому, каков синтаксис логич. теории (её правила преобразования) и её семантика, различают классические, интуиционистские, конструктивные, модальные, многозначные и др. теории логич. вывода.

Классич. теории исходят из предположения, что любое утверждение можно уточнить таким образом, что к нему будет применим исключённого третьего принцип. Опираясь на этот принцип (см. также Двузначности принцип), в классич. Л. отвлекаются от гносеология, ограничений, вытекающих из невозможности общего (рекурсивного) метода для классич. оценки суждений, согласно которой относительно любого объекта универсума вопрос о принадлежности ему («да») или отсутствии у него («нет») некоторого свойства решается всегда положительно. Интуиционистские (см. Интуиционизм) и конструктивные (см. Конструктивное направление) теории, напротив, придают эффективности (в частности, в смысле общерекурсивности) доказательств (установления свойств) решающее значение. Поэтому в общем случае (для бесконечных универсумов) в этих теориях отказываются от принципа исключённого третьего, исходя из др. предпосылки: чтобы утверждать, надо иметь возможность эффективно проверять свои знания и утверждения. Последнее существенно зависит от возможности восполнения утверждений алгоритмом подтверждения их истинности. Поэтому идея приемлемости рассуждений сопряжена в этих теориях с широко понимаемым (в смысле абстракции потенциальной осуществимости) эмпирич. познанием. Близкую к конструктивной идейную основу имеет и модальная логика, изучающая свойства модальностей — разновидностей отношения субъекта логич. деятельности к характеру его целевой активности или к содержанию высказываемой им мысли (напр., степени убеждённости в сказанном). В свою очередь, исчисления многозначной логики формализуют ещё более широкий подход к оценкам высказываний и объективных событий. Допуская множественность, в частности бесконечную, истинностных оценок (степеней подтверждения, правдоподобия, вероятности), теории многозначной Л. являются обобщениями классич. и модальных теорий, напр. на область индуктивных (статистич.) умозаключений, оставаясь в то же время дедуктивными логич. теориями.

Каждая из этих логич. теорий включает, как правило, два осн. раздела: логику высказываний и логику предикатов. В Л. высказываний учитываются не все смысловые связи фраз естеств. языка, а только такие, которые не создают косвенных контекстов и позволяют, рассматривая сколь угодно сложные высказывания как функции истинности простых (атомарных), выделять в множестве высказываний всегда истинные — тавтологии, или логические законы. В Л. высказываний отвлекаются от понятийного состава высказываний (их субъ-ектно-предикатной структуры). Сохраняя характер смысловых связей Л. высказываний, в Л. предикатов, напротив, анализируют и субъектнопредикатную структуру высказываний, и то, как она влияет на структуру и методы логич. вывода. Классич. вариант Л. предикатов является непосредств. продолжением традиц. силлогистики (Л. свойств), но в различных исчислениях предикатов субъектно-предикатная структура суждений анализируется с большей глубиной, чем в силлогистике: помимо свойств («одноместных» предикатов), в них формализуются и отношения («многоместные» предикаты; см. Предикат).

В многообразии логич. теорий выражается многообразие требований, предъявляемых к Л. совр. наукой и практикой. Важнейшим из них является требование в содействии точной постановке и формулировке науч.-технич. задач и разысканию возможных путей их разрешения. Предлагая строгие методы анализа определ. аспектов реальных процессов рассуждений, логич. теории одновременно содействуют и объективному анализу положения вещей в той области знания, которая отражается в соответств. процессах мысли. Т. о., логич. теории не субъективны и не произвольны, а представляют собой глубокое и адекватное отображение посредством символов объективной «логики вещей» на ступени абстрактного мышления.

По мере использования логич. исчислений в качестве необходимой «техники мышления» собств. идейное содержание логич. теорий совершенствуется и обогащается, а растущие потребности решения науч. и прак-тич. задач стимулируют развитие старых и создание новых разделов Л. Примером может служить обусловленное задачей обоснования математики возникновение метатеории (теории доказательств) — в узком смысле как теории формальных систем, ограниченной рамками финитизма, и в широком — как металогики, воплощающей взаимодействие формальных (синтак-сич.), содержат. (семантич.) и деятельностных (прагма-тич.) аспектов познания. Мн. результаты, относящиеся к взаимоотношению формальных логич. систем и их моделей, а потому имеющие и общенауч. значение, получены как металогич. теоремы (напр., о полноте Л. предикатов первого порядка, о наличии счётной модели у любой непротиворечивой теории, формализуемой в языке предикатов первого порядка, о неполноте формальных систем, включающих арифметику, и ряд др.), раскрывающие гносеологич. подтекст самой Л.

История логики. Первые учения о формах и способах рассуждений возникли в странах Др. Востока (Китай, Индия), но в основе совр. Л. лежат учения, созданные в 4 в. до н. э. др.-греч. мыслителями (Аристотель, ме-гарская школа). Аристотелю принадлежит исторически первое отделение логич. формы речи от её содержания. Он открыл атрибутивную форму оказывания как утверждения или отрицания «чего-то о чём-то», определил простое суждение (высказывание) как атрибутивное отношение двух терминов, описал осн. виды атрибутивных суждений и правильных способов их обращения, ввёл понятия о доказывающих силлогизмах как общезначимых формах связи атрибутивных суждений, о фигурах силлогизмов и их модусах, а также изучил условия построения всех силлогистич. законов (доказывающих силлогизмов). Аристотель создал законченную теорию дедукции — силлогистику, реализующую в рамках полуформальных представлений идею выведения логич. следствий при помощи некоторого механич. приёма — алгоритма. Он дал первую классификацию логич. ошибок, первую математич. модель атрибутивных отношений, указав на изоморфизм этих и объёмных отношений, и заложил основы учения о логич. доказательстве (логич. обосновании истинности). Ученики Аристотеля (Теофраст, Евдем) продолжили его теорию применительно к условным и разделит. силлогизмам.

Потребность в обобщениях силлогистики в целях полноты учения о доказательстве привела мегариков к анализу связей между высказываниями. Диодор Крон и его ученик Филон из Мегары предложили параллельные уточнения отношения логич. следования посредством понятия импликации. Диодор толковал импликацию как модальную (необходимую) условную связь, а Филон — как материальную.

Логич. идеи мегарской школы восприняли стоики. Хрисипп принял критерий Филона для импликации и принцип двузначности как онтологич. предпосылку Л. Идею дедукции стоики формулировали более чётко, чем мегарики: высказывание логически следует из посылок, если оно является консеквентом всегда истинной импликации, имеющей в качестве антецендента конъюнкцию этих посылок. Это исторически первая формулировка т. н. теоремы дедукции, дающей общий метод формального доказательства средствами логики. Аргументы, основанные только на правильной форме дедукции и не исключающие ложность посылок, стоики наз. формальными. Если же привлекалась содержат. истинность посылок, аргументы наз. истинными. Наконец, если посылки и заключения в истинных аргументах относились соответственно как причины и следствия, аргументы наз. доказывающими. Последние предполагали понятие о естеств. законах, которые стоики считали аналитическими, отрицая возможность их обоснования посредством аналогии и индукции. Стоич. учение о доказательстве выходило за пределы собственно Л.— в область теории познания, и здесь дедукти-визм стоиков встретил филос. противника в лице радикального эмпиризма школы Эпикура, которая в споре со стоиками защищала опыт, аналогию и индукцию. Эпикурейцы положили начало индуктивной Л., указав, в частности, на роль противоречащего примера в проблеме обоснования индукции, и сформулировали ряд правил индуктивного обобщения (Филодем из Гадары).

На смену логич. мысли ранней античности пришла антич. схоластика, сочетавшая аристотелизм со стоицизмом и заменившая искусство свободного исследования искусством экзегезы (истолкования авторитетных текстов), популярной и в «языч.» школе поздних перипатетиков, и в христ. школах неоплатоников. Из нововведений эллино-римских логиков заслуживают внимания: логич. квадрат (quadrata formula) Апулея из Медавры, реформированный позднее Боэцием; полисиллогизмы и силлогизмы отношений, введённые Га леном; дихотомич. деление понятий и учение о видах и родах, встречающиеся у Порфирия; зачатки истории Л. у Секста Эмпирика и Диогена Лаэртия; наконец, ставшая с тех пор общепринятой латинизированная логич. терминология, восходящая к соч. Цицерона и лат. переводам из аристотелевского «Органона», выполненных Боэцием. В этот период Л. входит в число семи свободных искусств, которые Марциан Капелла наз. энциклопедией гуманитарного образования.

Логич. мысль раннего европ. средневековья беднее эллино-римской. Самостоят. значение Л. сохраняет лишь в странах арабоязычной культуры (аль-Фараби, Ибн Сина, Ибн Рушд), где философия остаётся относительно независимой от теологии. В Европе же складывается в основном схоластич. Л.— церковно-школьная дисциплина, приспособившая элементы перипатетич. Л. к нуждам христ. вероучения. Только после того, как все произв. Аристотеля канонизируются церк. ортодоксией, возникает оригинальная (несхоластич.) ср. век. Л., известная под назв. logica modernorum. Контуры её намечены «Диалектикой» Абеляра, но окончательно она оформляется к кон. 13 — сер. 14 вв. в соч. У. Шервуда, Петра Испанского, Иоанна Дунса Скота, В. Бурлея (Бёрли), У. Оккама, Ж. Буридана, Альберта Саксонского и др. Именно здесь логич. и фактич. истинность строго разделяются и Л. понимается как формальная дисциплина о принципах всякого знания (modi scientiarum omnium), предметом которой являются не эмпирич., а абстрактные объекты — универсалии. Учение о дедукции основывается на явном различении материальной и формальной, или тавтологичной, импликаций: для первой имеется контрпример, для второй — нет. Поэтому материальная импликация выражает фактическое, а формальная — логич. следование, с которым естественно связывается понятие о логич. законах. У ср.-век. логиков этой эпохи встречается и первая попытка аксиоматизации Л. высказываний, включая модальности. При этом Л. высказываний, как и у стоиков, признаётся более общей теорией дедукции, чем силлогистика. В этот же период, хотя и вне связи с общим течением модернизации логич. мысли, зарождается идея «машинизации» процессов дедукции (Р. Луллий, «Великое искусство» — «Ars magna», 1480).

Эпоха Возрождения для дедуктивной Л. была эпохой кризиса. Её воспринимали как опору мыслит. привычек схоластики, как Л. «искусственного мышления», освящающую схематизм умозаключений, в которых посылки устанавливаются авторитетом веры, а не знания. Руководствуясь общим лозунгом эпохи: «вместо абстракций — опыт», дедуктивной Л. стали противопоставлять Л. «естественного мышления» (П. Раме), под которой обычно подразумевались интуиция и воображение. Леонардо да Винчи и Ф. Бэкон возрождают антич. идею индукции и индуктивного метода, выступая с резкой критикой силлогизма. Лишь немногие, подобно падуанцу Я. Дзабарелле («Логич. труды» — «Opera logica», 1578), отстаивают формальную дедукцию как основу науч. метода вообще.

В нач. 17 в. положение Л. меняется. Г. Галилей вводит в науч. обиход понятие о гипотетикодедуктивном методе: он восстанавливает права абстракции, обосновывает потребность в абстракциях, которые «восполняли» бы данные опытных наблюдений, и указывает на необходимость введения этих абстракций в систему логич. дедукции в качестве гипотез, или постулатов (аксиом), с последующим сравнением результатов дедукции с результатами наблюдений. Т. Гоббс истолковывает аристотелевскую силлогистику как основанное на соглашениях исчисление истинностных функций — суждений именования, заменяя, по примеру стоиков, атрибутивные связи пропозицивнальными. П. Гассен-ди пишет историю Л., а картезианцы А. Арно и Н. Ни-коль — «Логику, или Искусство мыслить» («La logique ou L’art de penser», 1662), т. н. логику Пор-Рояля, в крой Л. представлена как рабочий инструмент всех др. наук и практики, поскольку она принуждает к строгим формулировкам мысли. Сам Декарт реабилитирует дедукцию (из аксиом) как «верный путь» к познанию, подчиняя её более точному методу всеобщей науки о «порядке и мере» — mathesis universalis, простейшими примерами которой он считал алгебру и геометрию. В том же духе работали И. Юнг («Гамбургская логика» — «Logica Hamburgiensis», 1638), В. Паскаль («О геометрич. разуме» — «De l’esprit geometrique»), А. Гейлинкс («Логика…» — «Logica…», ?662), Дж. Сак-кери («Наглядная логика» — «Logica demonstrative», 1697) и в особенности Г. Лейбниц, который идею mathesis universalis доводит до идеи calculus rationator — универсального искусств. языка, формализующего рассуждения подобно тому, как в алгебре формализованы вычисления. Этим путём Лейбниц надеялся расширить границы демонстративного познания, которые до тех пор, по его мнению, почти совпадали с границами математики. Он отмечал важность тождеств. истин («бессодержат. предложений») Л. для мышления, а в универсальном языке видел возможность «общей Л.», частными случаями которой считал силлогистику и Л. евклидовских «Начал». Лейбниц не осуществил своего замысла, но он дал арифметизацию силлогистики, разрешив тем самым совершенно новый для Л. вопрос — о её непротиворечивости относительно арифметики.

Программа Лейбница не вызвала всеобщего признания, хотя её поддержали Дж. Валлис («Логическое учение» — «Institutio logicae», 1729), Г. Плуке («Филос. и теоретич. описания» — «Expositiones pliilo-sophiae theoreticae», 1782), И. Ламберт («Новый органон» — «Neues Organon», 1764). Благодаря их трудам внутри филос. Л., не связанной с точными методами анализа рассуждений и носящей преим. описат. характер, сложились реальные предпосылки для развития математич. Л. Однако это развитие до сер. 19 в. было приостановлено авторитетами Канта и Гегеля, считавших, что формальная Л.— это не алгебра, с помощью которой можно обнаруживать скрытые истины, что она не нуждается ни в каких новых изобретениях, а потому оценивших математич. направление как не имеющее существ. применения.

Между тем запросы развивающегося естествознания оживили почти забытое индуктивное направление в Л,— т. н. Л. науки. Инициаторами этого направления стали Дж. Гершель (1830), У. Уэвелл (1840), Дж. С. Милль (1843). Последний, по примеру Ф. Бэкона, сделал индукцию отправной точкой критики дедукции, приписав всякому умозаключению (в основе) индуктивный характер и противопоставив силлогизму свои методы анализа причинных связей (т. н. каноны Бэкона — Милля). Критика эта, однако, не повлияла на то направление логич. мысли, которое наследовало идеи Лейбница. Напротив, скорее как ответ на эту критику (и, в частности, на критику идей У. Гамильтона о логич. уравнениях) почти одновременно появились обобщённая силлогистика О. де Моргана (1847), включившая Л. отношений и понятие о вероятностном выводе, и «Математич. анализ логики» («The mathematical analysis of logic», 1847) Дж. Буля, в котором автор переводит силлогизм на язык алгебры, а совершенство дедуктивного метода Л. рассматривает как свидетельство истинности её принципов. Позднее Буль («Исследование законов мысли» — «An investigation of the laws of thought…», 1854), С. Джевонс («Чистая логика» — «Pure logic», 1864), Ч. Пирс («Об алгебре логики» — «On the algebra of logic», 1880), Дж. Венн («Сим-волич. логика» — «Symbolic logic», 1881), П. С. Порецкий («О способах решения логич. равенств…», 1884) и Э. Шредер («Лекции по алгебре логики» — «Vorlesungen uber die Algebra der Logik», 1890—1905) окончательно опровергли тезис о неалгебраич. характере форм мысли, создав теорию «законов мысли» как вид нечисловой алгебры. Эта реформация в Л. коснулась не только силлогистики (логики классов). В 1877 X. Мак-Колл впервые после схоластов обращается к теории критериев логич. следования и к Л. высказываний, а Г. Фреге («Исчисление понятий» — «Begriffsschrift», 1879) создаёт первое исчисление высказываний в строго аксиоматич. форме. Он обобщает тра-диц. понятие предиката до понятия пропозициональной функции, существенно расширяющего возможности отображения смысловой структуры фраз естеств. языка в формализме субъектно-нредикатного типа и одновременно сближающего этот формализм с функциональным языком математики. Опираясь на идеи предшественников, Фреге предложил реконструкцию традиц. теории дедукции на основе искусств. языка (исчисления), обеспечивающего полное выявление логич. структуры мысли, всех элементарных шагов рассуждения, требуемых исчерпывающим доказательством, и полного перечня осн. принципов: определений, постулатов, аксиом, положенных в основу дедукции. Фреге использует созданный им язык Л. для формализации арифметики. Ту же задачу, но на основе более простого языка, осуществляют Дж. Пеано и его школа («Формуляр математики» — «Formulaire de mathematique», t. 1—2, 1895—97).

Очевидным успехом движения за математизацию Л. явилось его признание на 2-м Филос. конгрессе в Женеве (1904), хотя в обществ. мнении оно утвердилось не сразу. Гл. идейным противником применения мате-матич. методов к системе логич. понятий был психологизм в логике, который воспринимал математизацию Л. как своего рода возрождение схоластики, менее всего способное поставить логические исследования на научный фундамент. Однако именно в этом своём пункте психологизм оказался антиисторичен. Борьба за математизацию Л. привела к мощному развитию этой науки.

После «Principle Mathematica» (1910—13) Б. Рассела и А. Уайтхеда — трёхтомного труда, систематизировавшего дедуктивно-аксиоматич. построение классич. Л. (см. Логицизм), создаётся многозначная Л. (Я. Лу-касевич, Э. Пост, 1921), аксиоматизируются модальная (К. Льюис, 1918) и интуиционистская Л. (В. Гливенко, 1928; А. Гейтинг, 1930). Но главные исследования переносятся в область теории доказательств: уточняются правила и способы построения исчислений и изучаются их осн. свойства — независимость постулатов (П. Бер-найс, 1918; К. Гёдель, 1930), непротиворечивость (Пост, 1920; Д. Гильберт и В. Аккерман, 1928; Ж. Эр-бран, 1930) и полнота (Пост, 1920; Гёдель, 1930), появляются классические работы по логической семантике (А. Тарский, 1931) и теории моделей (Л. Лёвенхейм, 1915; Т. Скулем, 1919; Гёдель, 1930; А.И.Мальцев, 1936).

Начиная с 1930-х гг. закладываются основы изучения «машинного мышления» (теория алгоритмов — Гёдель, Эрбран, С. Клини, А. Тьюринг, А. Чёрч, Пост, А. А. Марков, А. Н. Колмогоров и другие). И хотя выясняется ограниченность этого мышления, проявляющаяся, напр., в алгоритмич. неразрешимости ряда логич. проблем (Гёдель, 1931; П. С. Новиков, 1952), в невыразимости всех содержат, истин в к.-л. едином формальном языке (Гёдель, 1931), а тем самым и невыполнимость лейбницевской идеи создания каталога всех истин вместе с их формальными доказательствами, всё же растёт сирое на применение Л. в вычислит. математике, кибернетике, технике (первоначально в форме алгеб-раич. теории релейно-контактных схем, а затем в форме более общей теории анализа и синтеза конечных автоматов, теории алгоритмов и пр.), а также в гуманитарных науках: психологии, лингвистике, экономике. Совр. Л.— это не только инструмент точной мысли, но и «мысль» первого точного инструмента, электронного автомата, непосредственно в роли партнёра включённого человеком в сферу решения интеллектуальных задач но обработке (хранению, анализу, вычислению, моделированию, классификации) и передаче информации в любой, области знания и практики.

Аристотель, Соч., т. 2, М., 1978; Лукасевич Я., Аристотелевская силлогистика с т. зр. совр. формальной Л., пер. с англ., М., 1959; M и л л ь Д ж. С., Система Л. силлогистической и индуктивной, пер. с англ., М., 19142; Гильберт Д.,Аккерман В., Основы теоретич. Л., пер. с нем., М., 1947; Тарский А., Введение в Л. и методологию дедуктивных наук, пер. с англ., М., 1948; Чёрч А., Введение в ма-тематич. Л., пер. с англ., т. 1, М., 1960; Попов П. С., История Л. нового времени, М., 1960; Маковельский А. О., История Л., М., 1967; С т я ж к и н Н. И., Формирование математич. Л., М., 1967; Математич. теория логич. вывода. Сб. переводов, М., 1967; Карри X. Б., Основания математич. Л., пер. с англ., М., 1969; Марков А. А.,О логике конструктивной математики, М., 1972; Н о в и к о в П. С., Элементы математич. Л., M., 19732; К л и н н С. К., Математич. Л., пер, с англ., М., 1973; ? ей с Р., Модальная Л., пер. с англ., М., 1974; Попов П. С., Стяжкин Н. И., Развитие логич. идей от античности до эпохи Возрождения, М., 1974; Философия в совр. мире. Философия и Л., М., 1974; Ш е н ф и л д Д ж. Р., Математич. Л., пер. с англ., М., 1975; Т а к е у т и Г., Теория доказательств, пер. с англ., М., 1978; Драгалин А. Г., Математич. интуиционизм. Введение в теорию доказательств, ?., 1979; Крайзель Г., Исследования по теории доказательств, пер. с англ., М., 1981; В е г k а К., К г е i s е г L., Logik — Texte. Kommentierte Auswahl zur Geschichte der modernen Logik, B., 1971; Risse W., Bibliographie logica, Bd 1—4, Hildesheim — N. Y., 1965 — 79.

M. M. Новосёлов.

Философский энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия.
Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов.
1983.

Ответ:

Правильное написание слова — логику

Выберите, на какой слог падает ударение в слове — (НЕТ) ПРОСТЫНЕЙ?

или

Слово состоит из букв:
Л,
О,
Г,
И,
К,
У,

Похожие слова:

логика
логике
логики
логикой
логикою
логин
логинов
логинович
логиныч
логисмография

Рифма к слову логику

наставнику, крику, проводнику, практику, спутнику, полемику, исправнику, публику, полковнику, переводчику, ученику, мужику, пику, празднику, республику, березнику, политику, священнику, чиновнику, старику, диванчику, америку, офицерику, рассказчику, начальнику, грачику, африку, мексику, ботанику, источнику, характеристику, воротнику, всаднику, дворнику, противнику, историку, садовнику, угоднику, буфетчику, покойнику, лику, наследнику, собеседнику, племяннику, охотнику, путешественнику, любовнику, посланнику, целовальнику, духовнику, остановку, русаку, командировку, завтраку, рекогносцировку, собаку, губку, кадку, задку, казаку, подкладку, знаку, ошибку, девку, табаку, убку, шавку, лаку, отставку, ставку, головку, лавку, кабаку, скобку, золовку, побывку, юбку, лошадку, шубку, укладку, веревку, обмундировку, улыбку, бечевку, выставку, сервировку, мелюковку, браку, обстановку, тетрадку, диктовку, булавку, площадку, трубку, фуражировку, складку, дневку, перестановку, маку, атаку

Толкование слова. Правильное произношение слова. Значение слова.

Из всего сказанного нетрудно вывести, как, по Гегелю, двойственность «названий-представлений» и «названий как таковых», возникающих в Механической памяти, безупречно соответствует Лаканову противопоставлению знака и означающего. Знак определяется закрепленными отношениями между означающим и обозначаемым – его значением – тогда как означающее, из-за неостановимого соскальзывания, соотнесения с другими означающими в цепочке, привносит эффект смысла. Знак есть тело, связанное с другими телами, означающее – чистый поток, «событие»; знак относится к субстанциальной полноте вещей, означающее соотносится с субъектом qua с пустотой негативности, которая есть среда самоотносимости цепи означающих («означающее представляет субъект для других означающих»). Гегель как делёзец – сильнее контраста, казалось бы, и помыслить невозможно, но мы действительно обнаруживаем в Гегелевой «Механической памяти» понятие Смысла qua чистого События, позднее сформулированного Делёзом^[106] в «Логике смысла»… Доказательство, что Гегелева диалектика поистине есть логика означающего avant la letter^[107], имеется у Джона Маккамбера, который в «Компании слов»^[108] предлагает провокационное и проницательное прочтение Гегелева диалектического процесса как самоотносимой операции с символическими «маркерами» (у Гегеля это немецкое Merkmal, французский эквивалент – le trait significant, значимая черта). Тут мы оказываемся в начальной точке процесса, «тезиса», посредством операции «неопосредования-аббревиации»: последовательность маркеров М₁ … М_j сокращаем до М_k, содержание которого (т. е. что́ этот маркер обозначает) есть эта самая последовательность:

(1) (М₁ … М_j) – М_k

Далее следует обратная операция «раскрытия», в которой последовательность (М₁ … М_j) раскрывает М_k:

(2) М_k – (М₁ … М_j)

(3) (М₁ … М_j) / М_k

(1) (алчный, спекулирующий, злокозненный, грязный…) – еврей

(2) еврей – (алчный, спекулирующий, злокозненный, грязный…)

Наконец, обратим порядок еще раз и постановим «еврея» как возвратное сокращение последовательности:

(3) (алчный, спекулирующий, злокозненный, грязный…) / еврей

(1) (спекулирующие, злокозненные…) называются евреями

и раскрытие в (2) как

(2) Х – еврей, потому что он (спекулирует, плетет козни…)

С такой точки зрения уникальность (3) состоит в том, что она возвращается к (1), сохраняя при этом связующее (2):

(3) Х (спекулирующий, злокозненный…), потому что он еврей.

Короче говоря, «еврей» означает здесь скрытую основу совокупности явлений с действительными свойствами (алчный, спекулирующий, злокозненный, грязный…). Таким манером возникает «транссубстанциализация»: «еврей» начинает действовать как маркер скрытой основы, загадочное je ne sais quoi^[109], «еврейскость» евреев. (Cognoscenti^[110] Маркса, к примеру, немедленно осознают, что подобные переворачивания соответствуют развитию формы собственности в Главе 1 «Капитала»: простая инверсия «развитой» формы в форму «общего эквивалента» порождает новую сущность – сам общий эквивалент как исключение в составе всеобщего^[111].)

Опубликовано:01.07.2020Вячеслав Гриздак

Гегелева логика означающего

(1) (М₁ … М_j) – М_k

Далее следует обратная операция «раскрытия», в которой последовательность (М₁ … М_j) раскрывает М_k:

(2) М_k – (М₁ … М_j)

(3) (М₁ … М_j) / М_k

Чтобы обозначить этот сдвиг от (1), Маккамбер применяет другой символ – «/», а не «—»; он определяет «/» как «синтез», в котором раскрытие и сокращение возникают одновременно. Что это может означать? В (3) маркер М_k есть, stricto sensu, «возвратный»: он уже не обозначает неопосредование, которое абстрактно противоположно раскрытию, поскольку раскрывает ту же самую последовательность, которая раскрывает сам М_kв (2). Чтобы объяснить эту «возвратность», давайте обратимся к логике антисемитизма. Во-первых, последовательность маркеров, означающих действительные свойства, сокращены-приведены к неопосредованности в маркере «еврей»:

(1) (алчный, спекулирующий, злокозненный, грязный…) – еврей

(2) еврей – (алчный, спекулирующий, злокозненный, грязный…)

Наконец, обратим порядок еще раз и постановим «еврея» как возвратное сокращение последовательности:

(3) (алчный, спекулирующий, злокозненный, грязный…) / еврей

(1) (спекулирующие, злокозненные…) называются евреями

и раскрытие в (2) как

(2) Х – еврей, потому что он (спекулирует, плетет козни…)

С такой точки зрения уникальность (3) состоит в том, что она возвращается к (1), сохраняя при этом связующее (2):

(3) Х (спекулирующий, злокозненный…), потому что он еврей.

На нашем сайте в электронном виде представлен справочник по орфографии русского языка. Справочником можно пользоваться онлайн, а можно бесплатно скачать на свой компьютер.

Надеемся, онлайн-справочник поможет вам изучить правописание и синтаксис русского языка!

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

Отделение историко-филологических наук Институт русского языка им. В.В. Виноградова

ПРАВИЛА РУССКОЙ ОРФОГРАФИИ И ПУНКТУАЦИИ

ПОЛНЫЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ СПРАВОЧНИК

Авторы:

Н. С. Валгина, Н. А. Еськова, О. Е. Иванова, С. М. Кузьмина, В. В. Лопатин, Л. К. Чельцова

Ответственный редактор В. В. Лопатин

Правила русской орфографии и пунктуации. Полный академический справочник / Под ред. В.В. Лопатина. — М: АСТ, 2009. — 432 с.

ISBN 978-5-462-00930-3

Правила русской орфографии и пунктуации. Полный академический справочник / Под ред. В.В. Лопатина. — М: Эксмо, 2009. — 480 с.

ISBN 978-5-699-18553-5

Справочник представляет собой новую редакцию действующих «Правил русской орфографии и пунктуации», ориентирован на полноту правил, современность языкового материала, учитывает существующую практику письма.

Полный академический справочник предназначен для самого широкого круга читателей.

Предлагаемый справочник подготовлен Институтом русского языка им. В. В. Виноградова РАН и Орфографической комиссией при Отделении историко-филологических наук Российской академии наук. Он является результатом многолетней работы Орфографической комиссии, в состав которой входят лингвисты, преподаватели вузов, методисты, учителя средней школы.

В работе комиссии, многократно обсуждавшей и одобрившей текст справочника, приняли участие: канд. филол. наук Б. 3. Бук-чина, канд. филол. наук, профессор Н. С. Валгина, учитель русского языка и литературы С. В. Волков, доктор филол. наук, профессор В. П. Григорьев, доктор пед. наук, профессор А. Д. Дейкина, канд. филол. наук, доцент Е. В. Джанджакова, канд. филол. наук Н. А. Еськова, академик РАН А. А. Зализняк, канд. филол. наук О. Е. Иванова, канд. филол. наук О. Е. Кармакова, доктор филол. наук, профессор Л. Л. Касаткин, академик РАО В. Г. Костомаров, академик МАНПО и РАЕН О. А. Крылова, доктор филол. наук, профессор Л. П. Крысин, доктор филол. наук С. М. Кузьмина, доктор филол. наук, профессор О. В. Кукушкина, доктор филол. наук, профессор В. В. Лопатин (председатель комиссии), учитель русского языка и литературы В. В. Луховицкий, зав. лабораторией русского языка и литературы Московского института повышения квалификации работников образования Н. А. Нефедова, канд. филол. наук И. К. Сазонова, доктор филол. наук А. В. Суперанская, канд. филол. наук Л. К. Чельцова, доктор филол. наук, профессор А. Д. Шмелев, доктор филол. наук, профессор М. В. Шульга. Активное участие в обсуждении и редактировании текста правил принимали недавно ушедшие из жизни члены комиссии: доктора филол. наук, профессора В. Ф. Иванова, Б. С. Шварцкопф, Е. Н. Ширяев, кандидат филол. наук Н. В. Соловьев.

Основной задачей этой работы была подготовка полного и отвечающего современному состоянию русского языка текста правил русского правописания. Действующие до сих пор «Правила русской орфографии и пунктуации», официально утвержденные в 1956 г., были первым общеобязательным сводом правил, ликвидировавшим разнобой в правописании. Со времени их выхода прошло ровно полвека, на их основе были созданы многочисленные пособия и методические разработки. Естественно, что за это время в формулировках «Правил» обнаружился ряд существенных пропусков и неточностей.

Неполнота «Правил» 1956 г. в большой степени объясняется изменениями, произошедшими в самом языке: появилось много новых слов и типов слов, написание которых «Правилами» не регламентировано. Например, в современном языке активизировались единицы, стоящие на грани между словом и частью слова; среди них появились такие, как мини, макси, видео, аудио, медиа, ретро и др. В «Правилах» 1956 г. нельзя найти ответ на вопрос, писать ли такие единицы слитно со следующей частью слова или через дефис. Устарели многие рекомендации по употреблению прописных букв. Нуждаются в уточнениях и дополнениях правила пунктуации, отражающие стилистическое многообразие и динамичность современной речи, особенно в массовой печати.

Таким образом, подготовленный текст правил русского правописания не только отражает нормы, зафиксированные в «Правилах» 1956 г., но и во многих случаях дополняет и уточняет их с учетом современной практики письма.

Регламентируя правописание, данный справочник, естественно, не может охватить и исчерпать все конкретные сложные случаи написания слов. В этих случаях необходимо обращаться к орфографическим словарям. Наиболее полным нормативным словарем является в настоящее время академический «Русский орфографический словарь» (изд. 2-е, М., 2005), содержащий 180 тысяч слов.

Данный справочник по русскому правописанию предназначается для преподавателей русского языка, редакционно-издательских работников, всех пишущих по-русски.

Для облегчения пользования справочником текст правил дополняется указателями слов и предметным указателем.

Составители приносят благодарность всем научным и образовательным учреждениям, принявшим участие в обсуждении концепции и текста правил русского правописания, составивших этот справочник.

Авторы

Ав. — Л.Авилова

Айт. — Ч. Айтматов

Акун. — Б. Акунин

Ам. — Н. Амосов

А. Меж. — А. Межиров

Ард. — В. Ардаматский

Ас. — Н. Асеев

Аст. — В. Астафьев

А. Т. — А. Н. Толстой

Ахм. — А. Ахматова

Ахмад. — Б. Ахмадулина

Цвет. — А. И. Цветаева

Багр. — Э. Багрицкий

Бар. — Е. А. Баратынский

Бек. — М. Бекетова

Бел. — В. Белов

Белин. — В. Г. Белинский

Бергг. — О. Берггольц

Бит. — А. Битов

Бл. — А. А. Блок

Бонд. — Ю. Бондарев

Б. П. — Б. Полевой

Б. Паст. — Б. Пастернак

Булг. — М. А. Булгаков

Бун. — И.А.Бунин

Бык. — В. Быков

Возн. — А. Вознесенский

Вороб. — К. Воробьев

Г. — Н. В. Гоголь

газ. — газета

Гарш. — В. М. Гаршин

Гейч. — С. Гейченко

Гил. — В. А. Гиляровский

Гонч. — И. А. Гончаров

Гр. — А. С. Грибоедов

Гран. — Д. Гранин

Грин — А. Грин

Дост. — Ф. М. Достоевский

Друн. — Ю. Друнина

Евт. — Е. Евтушенко

Е. П. — Е. Попов

Ес. — С. Есенин

журн. — журнал

Забол. — Н. Заболоцкий

Зал. — С. Залыгин

Зерн. — Р. Зернова

Зл. — С. Злобин

Инб. — В. Инбер

Ис — М. Исаковский

Кав. — В. Каверин

Каз. — Э. Казакевич

Кат. — В. Катаев

Кис. — Е. Киселева

Кор. — В. Г. Короленко

Крут. — С. Крутилин

Крыл. — И. А. Крылов

Купр. — А. И. Куприн

Л. — М. Ю. Лермонтов

Леон. — Л. Леонов

Лип. — В. Липатов

Лис. — К. Лисовский

Лих. — Д. С. Лихачев

Л. Кр. — Л. Крутикова

Л. Т. — Л. Н. Толстой

М. — В. Маяковский

Майк. — А. Майков

Мак. — В. Маканин

М. Г. — М. Горький

Мих. — С. Михалков

Наб. — В. В. Набоков

Нагиб. — Ю. Нагибин

Некр. — H.A. Некрасов

Н.Ил. — Н. Ильина

Н. Матв. — Н. Матвеева

Нов.-Пр. — А. Новиков-Прибой

Н. Остр. — H.A. Островский

Ок. — Б. Окуджава

Орл. — В. Орлов

П. — A.C. Пушкин

Пан. — В. Панова

Панф. — Ф. Панферов

Пауст. — К. Г. Паустовский

Пелев. — В. Пелевин

Пис. — А. Писемский

Плат. — А. П. Платонов

П. Нил. — П. Нилин

посл. — пословица

Пришв. — М. М. Пришвин

Расп. — В. Распутин

Рожд. — Р. Рождественский

Рыб. — А. Рыбаков

Сим. — К. Симонов

Сн. — И. Снегова

Сол. — В. Солоухин

Солж. — А. Солженицын

Ст. — К. Станюкович

Степ. — Т. Степанова

Сух. — В. Сухомлинский

Т. — И.С.Тургенев

Тв. — А. Твардовский

Тендр. — В. Тендряков

Ток. — В. Токарева

Триф. — Ю. Трифонов

Т. Толст. — Т. Толстая

Тын. — Ю. Н. Тынянов

Тютч. — Ф. И. Тютчев

Улиц. — Л. Улицкая

Уст. — Т. Устинова

Фад. — А. Фадеев

Фед. — К. Федин

Фурм. — Д. Фурманов

Цвет. — М. И. Цветаева

Ч.- А. П. Чехов

Чак. — А. Чаковский

Чив. — В. Чивилихин

Чуд. — М. Чудакова

Шол. — М. Шолохов

Шукш. — В. Шукшин

Щерб. — Г. Щербакова

Эр. — И.Эренбург

Источник

Статья. Славой Жижек « Гегелева логика означающего»

Из всего сказанного нетрудно вывести, как, по Гегелю, двойственность «названий-представлений» и «названий как таковых», возникающих в Механической памяти, безупречно соответствует Лаканову противопоставлению знака и означающего. Знак определяется закрепленными отношениями между означающим и обозначаемым – его значением – тогда как означающее, из-за неостановимого соскальзывания, соотнесения с другими означающими в цепочке, привносит эффект смысла. Знак есть тело, связанное с другими телами, означающее – чистый поток, «событие»; знак относится к субстанциальной полноте вещей, означающее соотносится с субъектом qua с пустотой негативности, которая есть среда самоотносимости цепи означающих («означающее представляет субъект для других означающих»). Гегель как делёзец – сильнее контраста, казалось бы, и помыслить невозможно, но мы действительно обнаруживаем в Гегелевой «Механической памяти» понятие Смысла qua чистого События, позднее сформулированного Делёзом^[106] в «Логике смысла»… Доказательство, что Гегелева диалектика поистине есть логика означающего avant la letter^[107], имеется у Джона Маккамбера, который в «Компании слов»^[108] предлагает провокационное и проницательное прочтение Гегелева диалектического процесса как самоотносимой операции с символическими «маркерами» (у Гегеля это немецкое Merkmal, французский эквивалент – le trait significant, значимая черта). Тут мы оказываемся в начальной точке процесса, «тезиса», посредством операции «неопосредования-аббревиации»: последовательность маркеров М₁ … М_j сокращаем до М_k, содержание которого (т. е. что́ этот маркер обозначает) есть эта самая последовательность:

(1) (М₁ … М_j) – М_k

Далее следует обратная операция «раскрытия», в которой последовательность (М₁ … М_j) раскрывает М_k:

(2) М_k – (М₁ … М_j)

(3) (М₁ … М_j) / М_k

(1) (алчный, спекулирующий, злокозненный, грязный…) – еврей

(2) еврей – (алчный, спекулирующий, злокозненный, грязный…)

Наконец, обратим порядок еще раз и постановим «еврея» как возвратное сокращение последовательности:

(3) (алчный, спекулирующий, злокозненный, грязный…) / еврей

(1) (спекулирующие, злокозненные…) называются евреями

и раскрытие в (2) как

(2) Х – еврей, потому что он (спекулирует, плетет козни…)

С такой точки зрения уникальность (3) состоит в том, что она возвращается к (1), сохраняя при этом связующее (2):

(3) Х (спекулирующий, злокозненный…), потому что он еврей.

Короче говоря, «еврей» означает здесь скрытую основу совокупности явлений с действительными свойствами (алчный, спекулирующий, злокозненный, грязный…). Таким манером возникает «транссубстанциализация»: «еврей» начинает действовать как маркер скрытой основы, загадочное je ne sais quoi^[109], «еврейскость» евреев. (Cognoscenti^[110] Маркса, к примеру, немедленно осознают, что подобные переворачивания соответствуют развитию формы собственности в Главе 1 «Капитала»: простая инверсия «развитой» формы в форму «общего эквивалента» порождает новую сущность – сам общий эквивалент как исключение в составе всеобщего^[111].)

Опубликовано:01.07.2020Вячеслав Гриздак

Источник

Предисловие

Раздел 1. Правописание гласных в корне слова

§ 1. Проверяемые безударные гласные в корне

§ 2. Непроверяемые безударные гласные в корне

§ 3. Чередующиеся гласные в корне

§ 4. Гласные после шипящих в корне

§ 5. Гласные после ц в корне

§ 6. Буквы э, е, й в корне

Раздел 2. Правописание согласных в корне слова

§ 7. Звонкие и глухие согласные в корне

§ 8. Двойные согласные в корне и на стыке приставки и корня

§ 9. Непроизносимые согласные в корне

Раздел 3. Употребление прописных букв

§ 10. Прописная буква в начале текста

§ 11. Собственные имена лиц и клички животных

§ 12. Прилагательные и наречия, образованные от индивидуальных названий

§ 13. Географические названия

§ 14. Названия государств, административно-территориальных единиц, станций и т. д.

§ 15. Астрономические названия

§ 16. Названия организаций, органов власти, политических партий, учреждений, предприятий, фирм

§ 17. Названия исторических эпох, событий, съездов, геологических периодов

§ 18. Названия документов, памятников старины, произведений искусства, органов печати, информационных агентств и др.

§ 19. Наименования должностей, званий, титулов

§ 20. Названия орденов, медалей, знаков отличия, премий

§ 21. Названия, связанные с религией

§ 22. Названия пород животных, видов и сортов растений

§ 23. Названия вин, минеральных вод, кондитерских изделий и т. д.

§ 24. Названия марок машин и механизмов

§ 25. Сложносокращенные слова и аббревиатуры

§ 26. Условные имена собственные

Раздел 4. Разделительные ъ и ь

Раздел 5. Правописание приставок

§ 27. Приставки на -з и приставка с-

§ 28. Приставки пре- и при-

§ 29. Буквы ы и и после приставок

Раздел 6. Гласные после шипящих и ц в суффиксах и окончаниях

§ 30. буквы о и е после шипящих

§ 31. гласные после ц

Раздел 7. Правописание имен существительных

§ 32. Окончания существительных

§ 33. Суффиксы существительных

Раздел 8. Правописание имен прилагательных

§ 34. Окончания прилагательных

§ 35. Суффиксы прилагательных

Раздел 9. Правописание сложных слов

§ 36. Сложные слова с соединительными гласными

§ 37. Сложные слова без соединительной гласной

§ 38. Сложные существительные

§ 39. Сложные прилагательные

Раздел 10. Правописание имен числительных

§ 40. Числительные количественные, порядковые, дробные

§ 41. Числительное пол-

Раздел 11. Правописание местоимений

§ 42. Отрицательные местоимения

§ 43. Местоименные сочетания

Раздел 12. Правописание глаголов

§ 44. Личные окончания глаголов

§ 45. Употребление буквы ь в глагольных формах

§ 46. Суффиксы глаголов

Раздел 13. Правописание причастий

§ 47. Гласные в суффиксах причастий

§ 48. Буквы нн и н причастиях и отглагольных прилагательных

Раздел 14. Правописание наречий

§ 49. Гласные на конце наречий

§ 50. Буква ь на конце наречий

§ 51. Буквы н и нн в наречиях

§ 52. Отрицательные наречия

§ 53. Слитное или полуслитное (дефисное) написание наречий

Эти наречия пишутся слитно:

§ 54. Раздельное написание наречных выражений

Эти наречия и наречные выражения пишутся раздельно:

Раздел 15. Правописание предлогов

Раздел 16. Правописание союзов

Раздел 17. Правописание частиц

§ 55. Правописание неотрицательных частиц

§ 56. Частица не с существительными

§ 57. Частица не с прилагательными

§ 58. Частица не с числительными и местоимениями

§ 59. Частица не с глаголами

§ 60. Частица не с причастиями

§ 61. Частица не с наречиями

§ 62. Правописание частицы ни

Раздел 18. Правописание междометии и звукоподражательных слов

Раздел 19. Правописание некоторых иностранных слов

Эти правила в справочнике РАН:
§ 12 — § 166 § 167 § 12 п. 1 — § 166
§ 12 п. 2–3 — § 167

§ 12. Прилагательные и наречия, образованные от индивидуальных названий

1. Имена прилагательные, обозначающие индивидуальную принадлежность, если они образованы от имен лиц, кличек животных, названий мифологических существ с помощью суффикса -ов (-ев) или -ин-, пишутся с прописной буквы: Марксов «Капитал», Гегелева «Логика», Вандейкова мадонна, Зевсов гнев, Одиссеевы странствия; Надина кукла, Муркины котята.

Однако во фразеологических оборотах и научных терминах подобные прилагательные пишутся со строчной буквы: ариаднина нить, ахиллесова пята, геркулесовы столбы, прокрустово ложе, эзопов язык; архимедов рычаг, базедова болезнь, рентгеновские лучи.

2. Имена прилагательные, обозначающие принадлежность и образованные от имен лиц с помощью суффикса -ск-, пишутся со строчной буквы: шекспировские трагедии, далевский словарь, тургеневская усадьба, пришвинская проза.

3. Имена прилагательные на -ский, входящие в состав названий, имеющих значение ‘имени или памяти такого-то’, пишутся с прописной буквы: Булгаковские вечера, Ломоносовские чтения.

То же в сочетаниях, выступающих в роли собственного имени: Габсбургская династия (ср.: династия Габсбургов), Пьемонтский двор (от географического названия), Вахтанговский театр, Строгановское училище.

Имена прилагательные, образованные от индивидуальных названий, но не обозначающие принадлежность в прямом смысле слова, пишутся со строчной буквы: пушкинский стиль (т. е. стиль, как у Пушкина), ленинская партия, толстовские идеи, наполеоновские войны.

4. Наречия, образованные от имен лиц, пишутся со строчной буквы: по-суворовски, по-щедрински.

Источник

Всего найдено: 77

Здравствуйте! Верно ли расставлены знаки препинания? А чтение, согласно святоотеческим представлениям, — одна из христианских добродетелей.